Войти
Образовательный портал. Образование
  • Чему равен 1 год на меркурии
  • Кто такой Николай Пейчев?
  • Томас андерс - биография, фото, личная жизнь солиста дуэта "модерн токинг" Синглы Томаса Андерса
  • Что показывает коэффициент обеспеченности финансовых обязательств активами Обеспеченность обязательств финансовыми активами в бюджетном учреждении
  • Как приготовить классические вареники с творогом
  • Как сделать тесто для яблочной шарлотки Как приготовить шарлотку с яблоками песочное тесто
  • Мачеха марута гойло судится с детьми своего убиенного мужа. Марута Гойло: «Ночной обыск - дело рук конкурентов! Кредит никто и не собирался возвращать

    Мачеха марута гойло судится с детьми своего убиенного мужа. Марута Гойло: «Ночной обыск - дело рук конкурентов! Кредит никто и не собирался возвращать

    Воспоминания и размышления

    Должно быть не так!
    Я считаю, что эта книга - о любви. О том, как от нее отказаться, и почему этого все-таки не следует делать. Мой муж был мужчиной, которого я искала много лет, а нашла после многих приключений и перед началом новых – еще более увлекательных.
    Независимо от того, какая роль каждому из нас уготована в жизни, мужчина и женщина есть единое целое. Она без него - всего лишь среда, пустая материя, а он без нее – просто бездыханная идея. Мы не способны реализоваться друг без друга. Механизм продолжения рода не имеет первостепенного значения в отношениях между людьми. Основное предназначение союза двух полов – развитие.
    Потеря любимого человека - одно из тяжелейших испытаний. После трагической гибели Вячеслава Гойло для меня началась жизнь, в которой я – его вдова, и муж ко мне приходит только в воспоминаниях и снах. Мы жили замечательной жизнью. Такой, какую мы даже не могли себе представить, пока каждый из нас был сам по себе.
    Слава мне часто говорил: «Держи меня покрепче, я бегу по краю!» С ним я узнала, что такое рай и ад по-русски. Мы расплачивались за ошибки друг друга и добивались успеха благодаря стараниям другого. Мы гордились друг другом, когда в нужный момент делали правильные шаги, и грустили, если выбор оказывался неверным. А знаете, чему мы научились за это время? Нам совсем не нужны были сиюминутные радости. Мы верили, что самый худший путь - легкий.
    На пути к истине мы не раз смотрели в лицо опасности. «Что ты без меня делала?» Это были последние слова Славы перед тем, как мой мир изменился. 29 марта 2005 года, когда моему мужу только-только исполнилось 45 лет, пять пуль погасили его жизнь.
    Это несправедливо! Жизнь только стала такой прекрасной! Мы оба работали так тяжко, мы прошли через столько лишений! Наши самые хорошие времена только начинались!
    Как сильно мы изменлись с тех пор, как нашли друг друга! Мы стали почти единым целым – уже точно было не разобрать, где кончается один и начинается другой. Его жизнь, как зеркало, отразила мою жизнь. Как же могло случиться так, что радость и обещания жизни закончились столь внезапно!?
    Но на вопрос, как я себя сейчас чувствую, все-таки отвечаю: «Хорошо». И это правда. На этом свете у меня - дочь и двое внуков. А параллельно существует какой-то другой мир, в котором меня ждет муж. Значит, теперь у меня есть уже два места, где я могу быть как дома. Однажды я снова встречу его «Что ты делала без меня, моя девочка?» - опять спросит меня муж. И я должна быть готова ему ответить.
    Вячеслава убили и, возможно, даже найдут тех, кто это сделал. Но я считаю само преступление лишь следствием, смерть моего мужа имела и причины. Я уверена, что Слава погиб потому, что существующий режим более десяти лет прилагал титанические усилия для того, чтобы это убийство могло произойти.
    На бумаге написано, что право человека на жизнь является основным законом Латвии. «Как? Он до сих пор жив?» - такие вопросы мне задавали годами. Последние пять лет я буквально умоляла юстицию защитить нас, и все эти годы меня за это целенаправленно преследовали. Именно поэтому я теперь хочу понять, что это такое - «права человека».
    Власть – это сила, которая должна служить закону. Права человека – высшая ценность, а их уважение, соблюдение и защита – обязанность государства. И никто из нас об этом праве не должен просить, умолять.
    Пока идея демократии оторвана от реальной жизни, права человека носят чисто декларативный характер, человек лишен автономии и личной неприкосновенности. Его участие в политической жизни - откровенно формально, механизмы соблюдения прав и свобод человека - ненадежны, а в судебную защиту вообще никто не верит.
    Пренебрежение правами и свободами создает чувство незащищенности. Внутреняя и внешняя политика государства должна быть связаны с правами человека. Они – тот самый приоритет, в соответствии с которым должны осуществляться все политические преобразования, программы, акции.
    В Латвии же сама возможность участвовать в осуществлении политической власти становится привилегией, открывающей доступ к иным благам, прежде всего имущественным. Власть выходит за пределы права. На передний план выступает государственное насилие, которому даже чисто внешне не пытаются дать правового обоснования. Политика становится доминантой по отношению к праву.
    К чему приводят подобные порядки, видно на примере недавних событий в Палестине. На демократических выборах народ этой страны голосовал против коррупции. Но выбор оказался невелик – и в качестве альтернативы беспределу властей пришлось выбирать… террористов. А так не должно быть!
    Марута Гойло
    13 февраля 2006 года

    То есть: банк отмежевался от версии, которую высказала вдова Марута Гойло. А суды? Суды, как мы поняли, пойдут своим чередом.

    Напомним, вдова криминального авторитета Вячеслава Гойло — Марута Гойло — отправила премьер-министру Латвии Валдису Домбровскису письмо, в котором она излагает механизм увода из банка Swedbanka 1,7 млн латов и требует найти убийц мужа. Напомним: убитый Вячеслав Гойло был осужден как раз за увод средств из банка Olimpija.

    Мы печатаем это письмо в некотором сокращении — на правах версии. Итак Марута Гойло сообщает премьеру Латвии следующее.

    Вячеслав Гойло был тесно связан в латвийской, российской и американской оргпреступностью. Такова была его жизнь, в этой среде он звался «криминальным авторитетом» и так фигурирует в базах данных правоохранительных органов. В 1998 году, примерно после 5 лет судебных разбительств, Латвия добилась выдачи

    Вячеслава Гойло из США, и в 2003 году его судили по делу банка Olimpija в связи с уводом средств (250 000 долларов) из кредита G-24. Суд первой инстанции его признал виновным, но освободил в зале суда, так как он провел в заключении срок наказания ещё во время досудебного следствия.

    В начале 2001 года Вячеслав Гойло познакомился с Валидой Ягере и Анитой Пане, у которых были незарегистрированные и нереализованные права наследования на множество земельных участков в Плявниеки, примерно на 13 га. На этих участках находятся многоквартирные дома, в которых живут около 40 000 жителей.

    Обе женщины часто болели и жили в трудных материальных условиях. Вячеслав Гойло сумел заслужить их доверие и в итоге всю землю — 13 га — через дарственную оформил в Земельной книге на имя его детей — С. и Э., заплатив обеим владелицам не более 40 000 долларов.

    "Человек со справкой" легко получает кредит

    Схема была такая: перед тем, как взять кредит в банке, на каждый земельный участок был заключен (в виде нотариального акта) договор безвозмездного пользования на имя Вячеслава Гойло. Что важно: договор о всех правах пользования распространялся и на всех потенциальных наследников Вячеслава Гойло. В 2003 и 2004 году С. и Э. Гойло взяли в Swedbanka кредит в 1,7 млн латов под залог земли. При этом они утверждали, что на участках нет отягощений

    — и указали, что у них есть средства для возврата кредита, хотя они нигде не работали.

    Видимо, банк эти сведения даже не проверял, — подчеркивает вдова. — Как своего поручители они указали Вячеслава Гойло, у которого в то время тоже не было ни доходов, ни собственности. Он был инвалидом второй группы по психиатрии, ждал суда второй инстанции по делу банка Olimpija (где ему грозил реальный срок и конфискация имущества).

    Куда пошли деньги? По словам вдовы Вячеслава Гойло - это до сих пор загадка, однако в то время никто из их семьи ничего себе не купил.

    — Но именно такую сумму - 1 миллион латов (около 2 млн долларов) Вячеслав Гойло был должен в общак российской оргпреступности. Именно из-за этого долга его годами угрожали убить. По моим сведениям эти кредитные деньги были переданы для погашения долга перед общаком.

    — Цель этого убийства достаточно ясна, — считает г-жа Гойло. — Долг в два миллиона долларов был заплачен. Однако в то время всем было известно, что если землю отдать детям Гойло, около 40 000 человек (это жители многоэтажек в Плявниеки — ред.) станут заложниками, так как им придется платить владельцам земли в качестве земельного налога 5% от быстрорастущей кадастровой стоимости земли.

    Именно с этой целью его и застрелили, ведь с детьми можно было не считаться. Поэтому, вполне возможно, в какой-нибудь день и появилась бы новость, что земля в Плявниеки теперь принадлежит какому-то человеку из России, Чечни или ещё откуда-нибудь. И он, к примеру, получив её в дар от детей Гойло, теперь «честно» собирает 5% в качестве земельного налога.

    Кредит никто и не собирался возвращать

    Проблема в том, что земля заложена в банке и никто кредит в 1,7 млн латов отдавать не собирается. Для этого было принято простое решение: земля ведь на момент заключения кредита была отягощена договором безвозмездного пользования. Из-за смерти Вячеслава Гойло это отягощение могло стать недействительным. Однако дети покойного отправились к нотариусу и заявились как наследники по этому самому договору. Таким образом, земля оказалась отягощена снова.

    Сейчас договор безвозмезного пользования легализован: каждому из 4 наследников полагается 25% от заложенной земли.

    То есть: банк и 1,7 млн латов потерял, и землю ещё 99 лет не получит, плюс - будет тратиться на судебные тяжбы. При этом сам договор о безвозмедном пользовании отягощает землю по максимуму: штраф за любое действие без согласования с пользователем - 500 000 латов.

    — Я - один из наследников Вячеслава Гойло, — завершает письмо Марута Гойло. - И только мое нахождение в деле о наследстве обеспечивает то, что плявниекским «новым господином» ещё не стал какой-нибудь человек из России или Чечни. Но я не хочу иметь дел с убийцами моего мужа, хоть они и пытаются заставить меня отказаться от моей доли. Я пока не готова это сделать, так как надеюсь, что это дело наконец будет проанализировано с точки зрения государственных интересов и виновные получат наказание.

    На снимке: Марута и Вячеслав Гойло.

    Вдова криминального авторитета Марута Гойло предоставила нам любопытный материал: рассуждение о современных «авторитетах» сегодня, в эпоху прихода Больших денег – европейских и российских. Общий вывод такой: идет смена героев.

    В сегодняшних латвийских хрониках есть два персонажа, которых в Латвии можно назвать модным словом newsmaker. Это Зураб Шамугия (проще – Аду) и Иван Х. Как только читатель видит эти фамилии, сразу понимает: это что-то «про бандитов». Одного называют «вором в законе», другого – «бывшим королем рэкета». Какие они сегодня «бандиты», тут еще нужно дискутировать, но своеобразные лейблы к ним прикрепились, что называется, намертво, и с этим они, скорее всего, будут нести свой тяжкий земной крест до конца. Карма, однако!

    Я считаю, что имею право высказаться как эксперт. Во-первых, я так много сделала для «очеловечивания» уголовного мира, что сама себя считаю для них авторитетом. А во-вторых, о своем покойном муже, тоже маргинале, Вячеславе Гойло, я уже высказалась так откровенно, что обвинить меня в злословии по отношению к «авторитетам» не представляется возможным. Итак.

    Зураб Шамугия, в просторечии Аду (сейчас отбывает срок за кражу автомобильных ключей). Говорят, это единственный вор в законе в Латвии. Но говорят и другое…

    Подсказка для того, чтобы наконец-то ответить, Аду вор в законе или нет. Прием прост, и только с таким ONAP , как у нас, можно так долго играть в кошки-мышки. Берется простая видеокамера, и под запись задается вопрос: «Аду, ты вор в законе?»

    Весь прикол в том, что вор в законе не может прилюдно отрицать свой «сан» или незаконно присваивать. Если он отрекся, а он вор в законе – его судьба решена. Если он не вор в законе, а соврал – его путь туда же. Пока такая «экспертиза» не проведена, к этому человеку можно относиться по-разному.

    Я его считаю страдальцем. В свои пятьдесят с чем-то лет уже «с сединой в бороду» бегать по магазинам и вытаскивать ключи из карманов… И это в XXI веке, когда в супермаркетах все под видеоконтролем! А магазин сдал «авторитета» полиции в лучшем виде. Хотя в нашей стране все улики порой могут потерять, попортить и т. д. В общем, решаемый вопрос. А тут какая-то видеозапись какого-то магазина… Это об авторитете не говорит.

    Ныне несчастный, которому по возрасту полагается внукам сказки на ночь читать, говорят, только время от времени подключается к реальности и в таком состоянии парится на нарах. А там чего только нет – и палочка Коха, и сырость, и зимой страшный холод (в этом году 3 месяца по 10 градусов было), и духота летом, а эти жуткие тюремные интриги… Жалко мне Аду и его семью.

    …А теперь давайте сопоставим этот финал с расхожим российским примером. Скажем, Леонид Билунов (Макинтош) – весьма авторитетный предприниматель, мультимиллионер. Недавно выпустил книгу «Три жизни», где довольно откровенно рассказал о своих 15 годах за решеткой, мире бизнесменов «первой волны», бандитских «крышах» и разборках. Но… «Это ведь прошлое». Сейчас у г-на Билунова антикварный бизнес во Франции (там же вид на жительство), он руководит большим проектом – строительством горнолыжного курорта в Карпатах. Консультант корпораций и банков по ведению дел в России.

    А наши? Они так и остались в 90-х. Вы поинтересуйтесь, что у них есть. Какие за ними проекты, люди, структуры, связи… Да ничего. В лучшем случае палисадничек в Юрмале и бизнес уровня части в какой-нибудь парикмахерской или магазинчике…

    Иван Х. (поскольку давно уже не привлекался, фамилию опустим). Еще один страдалец. Этот человек когда-то был моим другом. Смерть мужа для меня была страшным ударом. В ту ночь я ехала домой и думала: мне бы до утра продержаться, а утром позвонит Иван, и я пойму, что мне делать. А он мне не то что не позвонил, он мне по сей день даже простого человеческого «соболезную!» не сказал. Вот вам и пресловутое «пацанское братство».

    Это для меня, возможно, самый горький урок в жизни. Хотя тюрьма с людьми делает еще и не такое!

    Мне кажется, это анекдот – обозвать человека «бывшим королем рэкета». За что его журналисты так не любят!? Бывший – это значит раскоронован, т. е. корону сняли, сорвали или… сам потерял. А слово «рэкет» просто обидно, так как ассоциируется только с трехэтажным матом, беспробудным бодуном, синими наколками, коричневыми от чифиря зубами, кастетом в руке и ножом в кармане.

    Я думаю, сейчас «бывшие» долгого рассказа не заслуживают. Годы идут, гонор резко падает, образования нет, «компьютерную эпоху» пропустили, ситуацию «не догоняют», друзья уже в могиле. В таком случае есть опасная «серая зона», которую не замечают все «бывшие» (просто иначе они были бы не «бывшими», а настоящими): в один прекрасный день человек видит свое отражение в зеркале и сам себе не верит. О ужас, зубы выпали! Никто его больше не признает – и ВСЕ! Разве что мемуары писать остается.

    И вместе с этим приходит вторая стадия тюремного синдрома – жуткие кошмары и страх: днем и ночью сны и воспоминания, голоса и видения… Ведь в бытность «положенцем» приходилось принимать жутковатые решения. Несмотря на все обиды, мне Ивана тоже жалко. Но помочь не могу. Все, что нажил, все его.

    Итого

    На смену «бывшим» уже идут другие – с деньгами, связями, и, главное, они работают.

    Анисий Тюльпанов

    В четверг, 28 февраля состоялось очередное заседание суда Видземского предместья: "М. Гойло против С. Гойло и Э. Гойло". Истица хочет отсудить у ответчиков землю. Адвокат Андрис Бауманис вёл себя увереннее, чем сам судья...

    Началось всё просто, в пустом - если не считать адвоката А. Бауманиса - коридоре суда.

    Пришла секретарь, и спросила: "Кто на суд?" Потом запустила в зал адвоката и ушла. Адвокат остался в одиночестве.

    Адвокат Маруты Гойло Андрис Бауманис - представительный, плотного телосложения, в очках и с бритой налысо головой. Он по-хозяйски уселся и, развернув бумаги, начал готовиться к процессу. Текли минуты. Однако судья всё не шла. Тогда адвокат поднялся и несколько раз прошёлся по залу. Адвокат не стеснялся и очень гремел. Только зайдя, громко кинул тяжёлую сумку на деревянную скамейку. И вот опять он, поднявшись, перенёс свою тяжёлую сумку зачем-то на скамейку подальше и снова громко грохнул ею о звонкое дерево скамьи в пустом и гулком судебном зале.

    Словно бы на шум, наконец, приоткрылась дверь. Это явились и судья вместе с секретарём: "Встать! Суд идёт!"

    Судила симпатичная блондинка Кристине Здановска.

    Она оглядела зал и тут же поняла, что ответчики не явились. Тем более что пасынок Маруты Гойло - Станислав Гойло - прислал судье справку, что у него постельный режим, а падчерица Маруты Гойло - Элина Гойло - прислала объяснения, что, по мнению Элины Гойло, доказательств у Маруты Гойло недостаточно, чтобы начинать процесс. Прочитав рассуждения Элины Гойло, судья, которой они, видимо, не понравились, спросила у адвоката Маруты Гойло Бауманиса:

    Что вы по этому поводу думаете?

    Начинать процесс! - приказал адвокат. Потом подумал и сказал: - Хотя, раз один из ответчиков на больничном, то придётся отложить... Но я бы вас попросил, назначить процесс на, сколь возможно, ближайшую дату! Нельзя затягивать суд! Тем временем происходит торговля землей и как бы не получилось, что по окончанию процесса уже бы не было, что отсуживать, - улыбнулся судье адвокат Бауманис. Его улыбка была такой заразительной, что судья в ответ тоже широко заулыбалась.

    Итог таков: следующее заседание суда состоится 15 июля в 11.00. Напомним, что в данном суде Марута Гойло - истица. Её пасынок Станислав Гойло и падчерица Элина Гойло - ответчики.

    Марута Гойло чего-то хочет, чего именно, в точности станет ясно только после окончания процесса, чьи материалы, как любезно пояснила секретарь суда, до окончания процесса не могут быть преданы огласке. Судя по всему, Марута Гойло хочет, чтобы суд заставил её пасынка Станислава и падчерицу Элину принудительно исполнить некий договор. Потому что процесс так и называется: "О принудительном исполнении договора".





    Когда-то они все были вместе, дружно скорбя по смерти главы семейства. Фото с похорон Вячеслава Гойло, Яунциемское кладбище, 2005 год.

    Марута Гойло – врач, доктор педагогических наук, академик российской Академии социальных наук.

    Проект на 400 миллионов латов (около миллиарда долларов) для развития инфраструктуры латвийских тюрем в обществе вызвал справедливое возмущение. «Их дешевле расстрелять!» С точки зрения сухих подсчетов с этим не поспоришь. Особенно когда уровень инфляции достиг 16 процентов в месяц, а мировые цены на нефть не оставляют никаких надежд на «прекрасное далеко», когда концы с концами уже не сводятся не только у пенсионеров, но и в работающих семьях, особенно с маленькими детьми. Все труднее аргументировать необходимость создания человеческих условий в тюрьме, если на воле они становятся все более бесчеловечными. Да и как относиться к чувствам потерпевших, пока тоже не совсем ясно.

    Кроме того, до сих пор непонятно о какой борьбе с преступностью идет речь. Сегодня состав и количество преступлений до смешного мало зависит от юстиции. Насчитывается 220 факторов, влияющих на преступность. Правоохранительные органы способны воздействовать лишь на десятую часть, да и то в лучшем случае. А еще просматривается как минимум шесть относительно новых видов преступлений – компьютерные, киднеппинг, преступления, связанные с веществами массового поражения, терроризм, оборот наркотиков и оружия. При этом нет ни одной отрасли криминального бизнеса, которая бы «приказала долго жить».

    Преступления были, есть и всегда будут, на Земле они исчезнут только вместе с последним человеком. Неизменным остается и само понятие тюрьмы. Оно во все времена было абстрактно и пугающе, обречено на пристальное и недоброжелательное внимание. Скука, тоска и омерзение – главное, что испытывает человек в тюрьме. От нее веет чем-то оскорбительным, запретным, а приговор суда всегда унизителен и похож на публичную казнь.

    Сегодня в мире около восьми миллионов на небо смотрят через щель возле потолка, а это – государство средних размеров. Люди время от времени отправляются за решетку, порой независимо от содеянного. Человека могут осудить и по абсолютно не зависящим от него причинам. «Был бы человек, статья найдется». Эти слова еще не один век переживут. Бесспорно и то, что у всего большего и большего количества людей оказывается не только криминальное прошлое, но и криминальное настоящее. Иначе просто невозможно выжить!

    Огромное количество людей проходят через тюрьму и болеют тюрьмой. Показатели упрятанных за решетку на сто тысяч человек составляют от 50 до 150, но это в тех странах, которые в мире вообще имеют хорошую репутацию. На постсоветском пространстве сажают много, а Россия вообще традиционно «сидящая» страна. Легко посчитать, что каждый четвертый взрослый мужчина в России бывший заключенный. Но больше всего людей умудрились отправить в тюрьму в Америке. Там вообще постоянно сажают все больше и сроки становятся все длиннее. Американцы уже давно обогнали Советский Союз образца 37-го года.

    Со стороны государства отношение к уголовному миру абсурдно. Борьба с преступностью ведется только беспредельным расширением карательных мер, репрессии являются глобальным «ответом» на ситуацию. Как-то незаметно средства борьбы с преступностью привели к зависимости от этих средств, к социальной наркомании. А в бесконечных реформах заключенные как живые люди просто забыты. Как будто это герои виртуальной игры, которые не живут среди «порядочных людей». Тем временем все чаще и чаще условия тюрьмы проецируются наружу – несомненно, решетка имеет свойство магнита. Чего стоит, например, повсеместно распространенная разновидность офисной усталости, когда человек морально и физически устает от кучности. Ее так и назвали – «тюремный синдром».

    «Тюрьма – это сфера обслуживания, всего лишь предприятие, и потребность в таких услугах стремительно растет». Это слова Джона Фергюсона, генерального директора американской ассоциации тюрем, сказанные в сентябре 2005 года журналу Economist . И он прав. Тюрьма – везде гигантская индустрия, в том числе и с частным капиталом. Возможно, в недалеком будущем, например, те же американцы задумаются о выходе на рынок других стран, и тогда в мире появятся дочерние фирмы пенитенциарной сферы услуг. А вот насчет клиентов тюрьмы будущего пока только одни вопросы и ни одного более менее ясного ответа.

    Криминальный мир тоже не стоит на месте, в нем тоже все меняется.

    Память людей хранит события «лихих девяностых». В Латвии, например, парни-качки свой короткий путь в братскую могилу начинали со спасательной станции базы отдыха для партийных руководителей. Ситуация, наглядно характеризующая брежневский застой – до чего же всем было на все наплевать, если даже спасение руководителей партии доверяли всякой шпане! Это они стали практиковать методы общения с помощью «задушевных разговоров». «Плати! Мы – твоя крыша!» – так началось время паяльников и утюгов. Это сейчас отъем бизнеса называется модным словом «рейдерство», а тогда примитивно били, жгли и вешали. Хотя слово «рэкет» тоже было чуждым для советского уха.

    Так прошло лет десять, и со временем оставшиеся в живых поняли, что нельзя постоянно хвататься за пистолет. Закончился этап капитализма «авторитетов», и вслед за модой они стали тянуться к гламуру. Однако преступники перестройки оказалась феноменом одного поколения. «Папа, ради бога, только не попадайся на глаза моим друзьям». Такое же отношение к «авторитетам» и у молодежи уголовного мира. Быть продолжателями традиций и «жить по понятиям» они не хотят, так как перспектива очевидна – или уберут чужими руками, или подведут под уголовное дело. Ведь сегодня на дворе капитализм менеджерский, профессиональный, корпоративный, процедурный, господствующий над индивидуумом. На этом фоне появилась потребность в «авторитетах» более сложного качества. На идеологию и развитие преступного мира сегодня влияют те, кто совершает крупные или сверхкрупные хищения, берет взятки, подвержен коррупции, среди них мы вряд ли найдем малообразованных людей. И новое поколение «тюремной элиты» не собирается бесцельно ворочаться на нарах и тупо смотреть в потолок.

    Те, кого мы привыкли называть «элитой братвы», если вообще остались живы, сегодня сидят по дачам и не высовываются. Дарвин считал, что выживает сильнейший, что конкуренция осуществляет отбор. По-моему, это не совсем так. Во всех слоях общества отбор осуществляет «социальный заказ» – влиятельным становится тот, кто вовремя понял условия новой игры. Относительно уголовного мира эту теорию тоже подтверждает сама жизнь.

    Сегодня техническая мысль находится на пике и социальный заказ направлен на создание новых технологий, товаров, услуг, удобств, развлечений... То есть на все, что можно купить за деньги. Что сегодня является мерилом чести, дружбы, мужества, власти? Деньги, ничего кроме денег. Какие там тюремные «понятия»! О них даже вспоминать смешно. И в уголовном мире на горизонте уже иной пейзаж. В будущем востребованы будут те, кто сможет дать людям сильные эмоции, ощущение хождения по краю. Это будет особо цениться и вызывать всеобщее одобрение. На этот социальный заказ установка уже дана, причем не только в уголовном мире.

    Но есть и бессмертная категория – те, кто залезают в квартиры или, сбиваясь в стаи, убивают таксиста, быстренько друг друга сдают и все вместе долго сидят. У них слово «тюрьма» отпечатано на лбу, у них снижен интеллект, утрачена воля и стерты эмоции. Возможно, они зависят от дозы. Они не имеют отношения к организованной преступности, но страшные преступления совершают. При определенном раскладе человек мог бы никогда не сесть, но оказался не в то время не в том месте, укололся, выпил лишнего, брякнул не то слово... Большую половину таких арестантов под стакан зачали, под стакан родили и сразу же пустили гулять по миру. Лет с шестнадцати они бродят по тюремным коридорам и не выходят оттуда никогда. Сегодня именно эти люди заполняют тюрьмы.

    О жизни на воле они не знают вообще ничего. Сидят лет по десять – изнасилование, убийство, кражи, разбои... Часто начинают как дворовые хулиганы на подхвате у «старшего брата», потом «хорошо» сидят, а когда выходят на свободу, имеют лишь неразрешимые бытовые проблемы. «Неужели это и есть та самая нормальная жизнь, к которой я так стремился?» Для них жизнь в тюрьме шла как будто в другом времени или в другом измерении, и после отсиженного срока они никому не нужны. В итоге такие люди – всего лишь благоприятная среда для асоциальных идей, и с большой вероятностью можно сказать, что на новоиспеченных «предпринимателей» скоро опять наденут наручники.

    Зэки – вообще особая категория среди других «социальных сирот» и самый печальный вывод таков, что бывшие арестанты трудно поддаются реабилитации. Можно выпустить человека из тюрьмы – любой срок когда-нибудь кончается. Страшно то, что нельзя выпустить тюрьму из человека.

    Остается надеяться только на то, что на каждой стадии психологического развития человек неизбежно испытывает определенный кризис, означающий новый поворотный пункт. Перспективы благоприятного «поворота» зависят от того, с каким психологическим багажом человек вступает в следующую стадию своего жизненного пути. Степень доверия к окружающему миру, к другим людям, к самому себе зависит от проявленной к нему заботы. Дефицит любви можно компенсировать в любом возрасте. Правда, чем раньше, тем лучше. Однозначно, в такой ситуации никто, кроме родного человека, помочь не может. Смешно даже думать, что любовь женщины можно заменить заботой социального работника. Для мня до сих пор так и остается непонятным, почему у нас огромные силы и средства тратятся на то, чтобы сначала разрушить семью зэка, а потом попытаться заменить ему эту пустоту какой-нибудь социальной программой.

    Арестантам не хватает нормального общения, хотя именно оно должно на период заключения становиться главным делом их жизни. Если у зэка есть семья, то у него есть и возможности. Семья для «сидельца» – как глоток свежего воздуха, как посещение врача для больного. Женщина заключенного как бы постоянно находится при нем и в каком-то смысле сидит вместе с ним. Желая «влезть в шкуру любимого», любящая женщина тянется к его миру, и тюрьма становится частью ее жизни.

    Подавляющее большинство заключенных похоже на подростков – они не взрослые в духовном смысле. Их «на плаву» удерживает лишь одна мысль – увидеть волю и любимого человека. Это придает силы, у человека появляется цель, и он с замиранием сердца ждет освобождения. Потому реформу в тюрьме надо начинать с главного – отменить инструкции 37-го года и дать людям как можно больше возможности общения с родными и близкими. Фактически только семья может стать связующей нитью между двумя мирами.

    Другое дело, что одного только «голоса сердца» недостаточно, чтобы потом на свободе эта любовь приняла более-менее адекватные формы и любимые не превратились в нянек, от которых рано или поздно, а главное, неизбежно, бывший арестант дистанцируется привычным ему способом. Все до единой женщины, ожидающие своих мужчин, сталкиваются с типичной ситуацией – ждали одного, а вернулся совсем другой! А ведь любили того, кого ждали... И не потому, что зэки лживы или неискренни. Просто тюрьма и воля воспринимаются как разные миры, и очень трудно одному человеку совмещать в себе слишком разные ценности. «Там» они не такие, как «здесь», это естественно, и из тюрьмы никогда не приходит тот, кого ждали.

    Но это уже совсем другая история.