Восстание обречённых. Жизнь и смерть в варшавском гетто. Еврейское гетто Лодзи - город мертвых (Польша) Польское гетто

В Польше 13 мая представили фрагмент макета Litzmannstadt-Getto - Лодзинского гетто, первого еврейского гетто на польских землях. Также Лодзинское гетто было вторым по величине в Польше (после гетто в Варшаве). Масштаб макета - 1:400, а размер - 4 x 10 метров. Его создатели воссоздали все: дома, улицы, трамвайные пути и даже брусчатку площадей. Историки, которые работали над проектом, проверяли даже расположения колодцев.

Максимально реалистично воссоздать гетто помогли 8 тысяч фотографий из государственного архива в Лодзи, архива в Вашингтоне, а также Art Gallery в Онтарио. Кроме макета была создана и интернет-платформа, которая позволяет внимательней ознакомиться с каждым объектом. Сайт и макет будут выступать в роли образовательного инструмента для историков и педагогов.

Лодзинское гетто (нем. название Litzmannstadt-Getto) немцы создали 8 февраля 1940 года. Это было второе по величине гетто на территории Польши, организованное нацистами. Его жители были физически полностью изолированы от окружающего населения. Плотность населения была очень высокой, более 40 тысяч человек на квадратный километр, в среднем 6 человек на комнату. Гетто задумывалось как временное место концентрации нежелательных элементов, но развилось в значительный промышленный центр, который работал на нужды вермахта. Его ликвидация произошла лишь в августе 1944 года.

Семьдесят лет назад, 19 апреля 1943 года, произошло крупнейшее еврейское выступление против нацистов за годы Второй мировой войны - Восстание в Варшавском гетто. Его подавление заняло у гитлеровцев больше времени, чем покорение всей Польши, а люди, пытавшиеся отстоять свои права, свою независимость, жизни своих детей и близких в неравном поединке с мощной немецко-фашистской военной машиной, навеки остались в памяти потомков как символы мужества и героизма в годы Великой Отечественной войны.

Хорошо известно, что на всех оккупированных территориях немецкое командование проводило политику геноцида, направленную на уничтожение неугодных арийцам рас и народов. Карательные программы, придуманные Третьим рейхом, претворялись в жизнь с особой, извращенной страстью, сосредотачиваясь на уничтожении и истязании еврейского народа. Не обошла эта участь и польских евреев, численность которых перед началом войны составляла более трех миллионов человек. После оккупации Польши в 1939-ом году их положение резко ухудшилось. На момент вступления войск нацистов в Варшаву 29 сентября в городе проживало около четырехсот тысяч евреев, практически каждый третий житель польской столицы. Но это отнюдь не смутило фашистов, которые с первых же дней своего пребывания на этой территории ввели целый ряд антиеврейских мероприятий. Вскоре жителей ознакомили с приказами, согласно которым евреи больше не могли работать в официальных учреждениях и посещать массовые культурные учреждения, то есть театры, библиотеки, концертные залы. Им запрещалось ездить в общественном транспорте и водить детей в обычные школы, вести торговлю и заниматься ремеслами. Крайним проявлением воинственного антисемитизма стал приказ нацистов, предписывающий всем евреям носить специальные опознавательные значки. Такие же знаки должны были стоять на их домах и магазинах, а имущество еврейских семей могло быть конфисковано в любой момент времени безо всяких причин и оснований.

Немецкая полиция остригает бороды евреям в Варшавском гетто, в то же время две польские женщины ухмыляются смотря на происходящее.

Ребенок держит голову молодого человека, лежащего на трамвайных рельсах — вероятно умершего от голода.

Прохожий подает детям на улице в варшавском гетто.

Двое детей, просящие подаяние на тротуаре в варшавском гетто.

Позднее, опираясь на полученную от разведчиков и шпионов информацию об активном участии евреев в антифашистских мероприятиях и партизанской борьбе, а также руководствуясь «справедливым», по глубокому убеждению нацистов, принципом распределения всех материальных благ, немецкое командование в марте 1940-го года создало отдельную «карантинную зону». С обозначенных земель было выселено все проживающее там нееврейское население (что составило более ста тысяч человек), а в их дома в насильственном порядке заселены еврейские семьи со всей Варшавы и западной Польши, численность которых в пять раз превышала количество прежних жильцов. Создание «карантинной зоны» нацисты обосновывали абсурдными заявлениями о том, что свободное передвижение евреев способствует распространению инфекционных заболеваний.

Параллельно с антиеврейскими мероприятиями служители рейха проводили массовую пропагандистскую работу, подогревая ненавистнические настроения и злобу коренного населения к лицам еврейской национальности. Результатом идеологического давления стали повсеместные доносы, самовольные расправы над евреями, безнаказанные грабежи их домов и имущества, приобретающие невиданных размах, что еще больше ухудшило и без того ужасное и невыносимое положение представителей этой нации.

В октябре 1940-го года немецкое руководство издало приказ о создании Варшавского гетто. Исторический район проживания евреев до войны в центре Варшавы был обнесен стеной из кирпича и колючей проволоки. Самовольный выход с обозначенной территории поначалу карался девятимесячным заключением в тюрьму, но позднее беглецов гетто стали просто расстреливать на месте без разбирательств.

Истощенный человек, сидящий на тротуаре в варшавском гетто.

Труп жителя варшавского гетто, лежащий на тротуаре.

Истощенный ребенок, лежащий на тротуаре в варшавском гетто.

На улицах варшавского гетто ежедневно от голода умирало больше десяти человек. Каждое утро похоронные повозки собирали погибших и вывозили их для дальнейшего кремирования.

Изначально население гетто, занимающего около 2,5 процентов от территории Варшавы, составляло около пятисот тысяч человек (или тридцать процентов от всего количества жителей города). Однако предпринятые гитлеровцами меры стали очень быстро сокращать численность населения. Большая скученность жильцов в домах, где в каждой комнате находилось порой более тринадцати человек, мизерные нормы продовольствия, составляющие около 180 калорий в день (одна четырнадцатая доля от нормальных потребностей взрослого человека), делали условия проживания узников гетто крайне тяжелыми. Неизбежным следствием такого положения стали массовые болезни (туберкулез, тиф, дизентерия) и голод, уносившие ежедневно не менее ста пятидесяти жизней. За первые полтора года в гетто умерли примерно пятнадцать процентов его обитателей.

Но даже в таких ужасных условиях, обитатели, по сути огромного концлагеря, старались не терять человеческого облика. На огражденной территории продолжали работать не только школы и театры, но и издавалась внутренняя «Газета жидовска». Признанная во все времена предприимчивость и изобретательность еврейской нации принесла свои плоды. На территории гетто со временем начали работать небольшие нелегальные фабрики, производившие одежду, галантерейные товары, ткани, посуду и скобяные изделия. Для обеспечения фабрик сырьем была создана сложная система контрабандного ввоза сырьевых материалов и даже продуктов питания со «свободной» территории, а также вывоза готовой продукции из окруженного района города.

Периодически на улицах гетто устраивались облавы с целью отлова и отправки трудоспособных мужчин в принудительные трудовые лагеря. Большинство из них было уничтожено еще в 1941-ом году. А после принятия плана по «окончательному решению еврейского вопроса» на конференции, проходившей 20 января 1942-го неподалеку от Берлина, нацистское руководство совершенно открыто запустило машину по массовому уничтожению представителей этой нации.

Весной того же года началось строительство оснащенных газовыми камерами лагерей в Треблинке, Освенциме, Собиборе, Майданеке, Белжеце, в которые после визита Гиммлера в Польшу в июле 1942-го стали массово вывозить евреев под предлогом переселения. В концлагерь Треблинку из Варшавы ежедневно четырьмя эшелонами перевозили до шести тысяч человек, а тех, кто оказывал сопротивление, расстреливали на месте. Все это относилось и к детям любого возраста. Согласно данным всего в Варшавском гетто погибло около девяносто тысяч еврейских ребятишек.

В итоге до середины сентября 1942-го года, когда «эвакуацию» временно приостановили, в рамках «Операции Рейнхард» с территории Варшавы на верную гибель было вывезено более трехсот тысяч евреев. При этом десять тысяч человек были уничтожены или умерли от холода и болезней в период проведения «акции», а тридцати пяти тысячам узников было дано разрешение остаться. Еще двадцати тысячам евреев тем или иным способом удалось сбежать с территории гетто. В итоге на его территории к концу года осталось примерно шестьдесят тысяч человек, которые не пожелали покорно идти на заклание и развернули активную антифашистскую деятельность.

Неизвестный узник варшавского гетто держит в руках тело мертвого, опухшего от голода младенца.

Евреи-раввины в Варшавском гетто.

Несмотря на отдельные случаи проявления слабости и трусости перед фашистами, заставляющие людей писать доносы на своих соотечественников, дабы спасти собственную жизнь или жизни родных и родственников, большая часть узников держалась мужественно. Когда надежды оставшихся в живых на то, что репрессии пошли на убыль и расправы, наконец, закончены, развеялись, Антифашистский блок, действовавший в гетто еще с 1941-го года, но не имевший ранее должной поддержки основной части жителей, принял решение об организации должного отпора ненавистным оккупантам.

К концу июля 1942-го года подполье Варшавского гетто было представлено двумя организациями: «Жидовске организацие бойове» («Еврейской боевой организацией») или сокращенно Z.О.В., выполнявшей преимущественно общественно-политическую и агитационную работу под руководством активного деятеля Движения Сопротивления Мордехая Анилевича и «Жидовски звионзек войсковы» («Еврейской военной организацией») или Z.Z.W., все члены которой имели хорошую военную подготовку. Во главе военного штаба Z.Z.W. стояли: Давид Аппельбаум и Павел Френкель, политическое руководство осуществляли Лион Родаль, Михаэль Стриковский и Давид Вдовинский (единственный выживший из всех руководителей).

Представители Z.О.В. ориентировалась на СССР и искали связи с польскими коммунистами. Однако коммунистическое подполье в Варшаве было слабо и малочисленно, чтобы оказать им хоть какую-то реальную поддержку. Поставки оружия в гетто были налажены в основном силами сторонников Z.Z.W., которые получали его от различных групп Армии Крайова, от самостоятельной Польской народной организации за независимость, а также покупали у частных лиц. Также узникам гетто удалось организовать подпольные мастерские, в которых приступили к изготовлению ручных бомб и гранат.

Справедливости ради следует отметить, что среди членов Армии Крайовы были распространены антисемитские настроения и с еврейским подпольем, связанным с коммунистами, они отказывались сотрудничать. Кроме того и польское подполье было очень неоднородным. Помимо Армии Крайовы существовала ещё и группа «Народове Силы Збройне», сторонники которой убивали и немцев, и евреев. Организация не имела никакого отношения к Армии Крайовы, но различить членов двух группировок подчас было очень трудно.

Когда 18 января 1943-го года нацисты приступили ко второму этапу по уничтожению евреев Варшавского гетто, местные жители уже были готовы достойно встретить мучителей. На огражденной территории подпольщиками заранее были распространены патриотические листовки с призывом к сопротивлению. Вошедшие в гетто фашисты с огромным удивлением получили в ряде мест вооруженный отпор, а после трех дней непрекращающихся нападений и вовсе были вынуждены отступить. Однако за это время погибло около полутора тысяч узников, также немцам удалось схватить и отправить в лагеря еще около шести тысяч человек. Но боевой дух защитников не был сломлен, члены подпольных организаций начали подготовку к последующему вторжению немцев на их территорию, повсеместно началось строительство подземных укрытий и тоннелей.

Несмотря на то, что из идеи объединения Z.Z.W. и Z.О.В. ничего не вышло, было достигнуто соглашение о сотрудничестве и координации действий. Несмотря на определенные политические и идеологические разногласия руководители боевых отрядов понимали, что только вместе они представляют собой реальную силу, способную дать хоть какой-то отпор нацистам. Вся территория гетто была поделена на два военных округа, за каждый из которых отвечала своя организация. Кроме того, Z.Z.W. передала Z.О.В. часть имеющегося оружия.

Численность Z.О.В. к началу восстания составляла по разным данным от трехсот до пятисот человек, количество сторонников Z.Z.W. колебалось от тысячи до полутора тысяч. Были созданы и подготовлены необходимые огневые точки и боевые позиции, распределены люди, отвечающие за каждый участок обороны. В распоряжении повстанцев к тому времени уже было множество пистолетов и винтовок, пара десятков автоматов, несколько пулеметов и мины, многие бойцы сопротивления имели на вооружении гранаты или бутылки с горючей смесью. В многочисленных бункерах были обустроены хранилища с запасами воды и продуктов, а также определены пути возможного отхода через канализационные каналы, чердаки и подвалы. С такой подготовкой узники гетто уже могли дать достойный отпор фашистам.

Попавшие в плен евреи, участники востания в Варшавском гетто.

Варшавских евреев конвоируют в гетто.

Долго ждать случая им не пришлось. Поскольку локальное вооруженное сопротивление евреев привело к общей активизации антифашистской деятельности всех польских подпольных групп и организаций, немецкое командование 18 апреля приняло решение о немедленном и полном уничтожении гетто. Ранним утром 19 апреля 1943-го года три тысячи хорошо вооруженных профессиональных немецких солдат при поддержке танков под руководством генерал-лейтенанта СС Юргена Штропа, отличившегося в карательных операциях против советских партизан, начали операцию по ликвидации Варшавского гетто. Дата была выбрана не случайно. В это время проходил центральный иудейский праздник Песах, а обращать еврейские торжества в траурные даты было традиционным развлечением нацистов. Первый удар пришелся по позициям Z.О.В., расположенным на улицах Заменгоф и Налевки. Гитлеровцы были встречены ожесточенным огнем бойцов сопротивления. Благодаря продуманной подготовке и заложенным на территории гетто минам, еврейским отрядам удалось заставить немцев отступить, нанеся им значительные потери, что окончательно взбесило немецкое командование, решившее просто стереть данное место с лица земли. Бойцы Z.О.В. сражались до 16 часов, уничтожили несколько десятков фашистов, подожгли один танк, а затем отошли. Прорвав оборону, гитлеровцы вышли на Мурановскую площадь, являвшуюся центром округа Z.Z.W. Взять позицию с ходу немцы не сумели, и здесь завязался продолжительный позиционный бой, длившийся до 22 апреля. В сражениях за площадь немцы потеряли более сотни солдат и ещё один танк.

Встретив в первый день отчаянный отпор, немецкое командование прибегло к использованию авиации и артиллерии, а также специальных групп огнеметчиков, в буквальном смысле сжигающих дома евреев вместе с их жильцами. Конечно, силы были слишком неравными, ослабевшие от голода защитники в основной массе своей из числа гражданских лиц, не могли остановить регулярные войска, захватывающие улицу за улицей под прикрытием танков и станковых пулеметов. Однако доведенные до отчаянья узники дрались с безрассудной храбростью людей, которым уже нечего было терять, отлично знающих о неизбежности смерти и желающих забрать на тот свет как можно больше врагов.

В апреле-мае 1943 года в Варшавском гетто произошло восстание узников, которое было жестоко подавлено немцами. На снимке каратели из СС и сотрудники СД допрашивают группу евреев, чтобы решить их дальнейшую судьбу. Немец на переднем плане, с нарукавной нашивкой «SD» и пистолетом-пулеметом MP-28 на плече — Джозеф Блош (Josef Blцsche) известный палач.

Руины в Варшавском гетто после подавления восстания войсками СС. 1943 год.

Двое украинских членов СС, известные как «аскари» («Askaris»), смотрят на тела убитых женщин и детей во время подавления восстания Варшавского гетто.

Солдаты СС конвоируют колонну пленных евреев в варшавском гетто. Ликвидация Варшавского гетто после восстания.

Во время войны этот район принадлежал Варшавскому гетто, а после войны он стал частью площади Дефилад (Plac Defilad).

Между тем положение внутри гетто становилось все более безнадежным. Гетто пылало, повсюду гремели выстрелы, разрывались снаряды. 27 апреля, когда казалось, что восстание уже подавлено в борьбу вступили силы Армии Крайовы. Майор Генрик Иванский вместе со своими людьми проник на территорию Варшавского гетто через секретный подземный туннель и набросился на немцев. Одновременно оставшиеся в живых бойцы Z.Z.W атаковали фашистов на Мурановской площади. Когда обе группы соединились, защитникам было предложено покинуть гетто, в чем собственно и заключалась цель всей операции Армии Крайовы. Однако многие бойцы отказались бросать своих товарищей, продолжавшихся сражаться в других местах по всему гетто.

Вышли лишь три десятка защитников, неся на себе раненых и прикрывая многочисленных гражданских евреев. Немногим из них посчастливилось вырваться из города, основная часть евреев была впоследствии поймана фашистами или сдана враждебно настроенными поляками и расстреляна.
Основная часть поляков осталась прикрывать отход. Немецкие войска постоянно атаковали их позиции. За несколько часов они потеряли пару сотен человек и ещё один танк, однако и сопротивлению пришлось несладко - Давид Аппельбаум был тяжело ранен (28 апреля он скончался), Генрик Иванский контужен, его сын и брат, также участвовавшие в сражение, погибли. 29 апреля защитники по тому же туннелю покинули охваченное пламенем гетто и позднее присоединились к партизанским отрядам, скрывающихся в Михалинских лесах.

Хотя основная часть сопротивления и была уничтожена, отдельные вспышки, открытые вооруженные столкновения и диверсионная деятельность продолжалась до 13 мая. Несмотря на гибель огромного количества людей, силы сопротивления продолжали повсеместно давать отпор оккупантам. 8 мая эсесовцам удалось захватить штаб-квартиру «Еврейской боевой организации», но даже это не сломило духа повстанцев, оставшиеся в живых продолжали сражаться. Оказавшиеся в горящих домах люди предпочитали выбрасываться из окон, чем сдаваться фашистам. Многие жители пытались укрыться в канализационных каналах, но Штроп отдал приказ закрыть люки и затопить подземные пути отхода. Когда заточенным в канализации жителям удалось сломать перегородки, генерал распорядился пустить по каналам отравляющий газ. Позднее спустившимся в канализацию эсесовцам открылась жуткая картина из сотен трупов заживо похороненных там узников гетто.

Захваченные польскими повстанцами немецкие пленные у стены бывшего Варшавского гетто на Бонифратерской улице (Bonifraterska).

В середине мая немцы во всеуслышание объявили об окончании «акции». Это подтвердил рапорт Штропа, являющийся одним из важнейших свидетельств уничтожения евреев за время Второй Мировой войны. Он описывает немецкую версию подавления восстания. Документ был задуман как подарочный альбом для Гиммлера и сопровождался пятидесятью двумя чёрно-белыми фотографиями с места событий. Согласно немецким архивам в период восстания (с 19 апреля по 16 мая) в польском гетто были убиты тринадцать тысяч жителей, из которых около шести тысяч погибли в огне подожжённых домов и в ходе артиллерийского обстрела совместно с бомбардировкой района. Однако, несмотря на то, что все руководители восстания погибли в первые же дни противостояния, бои с разрозненными малочисленными еврейскими группами проходили вплоть до конца лета. Оставшиеся в живых жители гетто численностью в пятьдесят тысяч человек были схвачены и вывезены в Треблинку и Майданек.

19 апреля является днем памяти жертв Варшавского восстания и узников гетто. Эту дату помнят и чтут во всем мире. Несмотря на поражение, восстание служит источником вдохновения для всех евреев и вошло в историю как первое в оккупированной Европе выступление городского населения против нацистов. Вскоре после этого события воодушевленные, поверившие в свои силы, угнетенные жители других стран развернут активную борьбу с фашизмом.

1 августа 1944-го, когда польская Армия Крайова, возглавляемая генералом Тадеушем Коморовским, восстала против нацистов, к ней присоединились оставшиеся в живых бойцы из организаций Z.Z.W. и Z.О.В. Они продолжили свой боевой путь, доблестно сражаясь вместе с польскими патриотами. Многие из них погибли в боях за освобождение своей страны. К 17 января 1945-го года, когда Красная Армия очистила Варшаву от фашистской заразы, в живых оставалось лишь около двухсот евреев, которым удавалось прятаться в потаенных укрытиях и развалинах бывшего гетто.

Источники информации:
-http://ru.wikipedia.org/wiki/
-http://jhistory.nfurman.com/teacher/07_192.htm
-http://a-pesni.org/ww2-polsk/a-pravda.htm
-http://www.megabook.ru/Article.asp?AID=619347

Гетто в Европе существовали и до прихода нацистов. Но до войны гетто всего лишь было районом компактного проживания евреев. При этом в таких гетто жило немало представителей других национальностей и, конечно, никаких ограничений жизнь в гетто не накладывала.

В первое время после захвата Польши немцы только экспериментировали, искусственно создавая в отдельных городах небольшие гетто на продолжительный срок. Хотя у евреев конфисковали большую часть ценностей и распространили на них дискриминационное законодательство рейха, поначалу им позволялось жить как раньше.

Ситуация стала меняться по мере того, как война разгоралась. Осенью 1940 года, через год после захвата Польши, в Варшаве создаётся гетто. Это происходило под прикрытием эпидемии. Дескать, в еврейских кварталах бушуют заразные болезни, поэтому поляков и лиц других национальностей начали принудительно выселять из районов будущего гетто. На их место стали привозить евреев, живших в других районах города и окрестностях.

Поначалу гетто было открытым, то есть его разрешалось покидать на какое-то время. Но уже через несколько недель оно стало закрытым. Район проживания евреев обнесли кирпичной стеной трёхметровой высоты, а также колючей проволокой. В отдельных местах были установлены КПП с вооружённой охраной.

Покидать гетто можно было лишь по важнейшей служебной надобности, для чего требовалось получить специальный пропуск.

Заперев евреев в гетто, немцы получили возможность контролировать их и беспрепятственно вывозить в лагеря. Компактность их проживания значительно облегчала их депортацию и затрудняла бегство.

Варшавское гетто благодаря нескольким переселениям быстро оказалось крупнейшим в Европе. На пике численности его население достигало почти полумиллиона человек.

Жизнь в гетто

В пределах гетто власть принадлежала юденрату - органу местного сопротивления. Во главе варшавского гетто стоял Адам Черняков - видный довоенный деятель, некогда бывший польским сенатором. Быть во главе юденрата - незавидная судьба. С одной стороны, многие жители гетто ненавидели их и считали предателями, с другой стороны, жизнь и существование гетто зависели исключительно от отношений юденрата с немецкой администрацией, и главам некоторых гетто удавалось развить такую бурную деятельность, что немцы на время оттягивали уничтожение гетто, как это было в Лодзи, где Хаиму Румковскому удалось отсрочить уничтожение гетто до августа 1944 года.

Но именно юденраты по требованию немцев организовывали отправку жителей гетто в концлагеря, именно в юденратах составлялись списки на депортацию. Черняков, получив приказ организовать депортацию в лагеря большей части жителей гетто, попытался отстоять хотя бы детей. Когда не удалось и это, он принял яд.

Но ещё больше юденратов ненавидели "службу порядка" - т.н. еврейскую полицию. Поначалу в неё, насчитывавшую около двух с половиной тысяч человек, брали людей преимущественно образованных или имевших опыт работы в полиции до войны. Однако ситуация очень быстро изменилась, поскольку полицию стали привлекать не только к охране общественного порядка, но и к облавам на укрывавшихся от депортации в лагеря. Все сколько-нибудь приличные люди в таком участвовать не желали и под разными предлогами покидали полицию, несмотря на повышенный паёк за службу.

Вместо них стали набирать тех, кто шёл. А шли в основном люди беспринципные, что только укрепляло ненависть к полиции.

Вместе с тем порой в полиции оказывались связанные с подпольем агенты, которые, напротив, предупреждали об облавах и даже помогали укрываться от них. Кроме того, беспринципность полицейских имела и положительную сторону. За взятку они закрывали глаза на контрабанду, что было на руку всем жителям гетто.

Контрабандисты

В гетто создавались всевозможные мастерские и маленькие фабрики, производившие различные товары - от галантерейных безделушек до немецкой униформы, и практически бесплатно работавшие на немецкий рынок. Взамен немцы продавали юденратам небольшое количество продовольствия для распределения. Схема работала плохо, в гетто было множество детей, стариков и больных, явно нетрудоспособных людей, а немцы давали очень мало продовольствия. Даже те, кто работал на немецких фабриках, работали практически бесплатно, их дневного заработка хватало в лучшем случае на кусок хлеба.

Если бы не контрабандисты, жители гетто очень скоро вымерли бы от голода . Несомненно, эти люди заботились только о личном благе, но в конечном счёте гетто жило благодаря их нелегальной деятельности. Они вывозили из гетто ценности и товары, произведённые в мастерских, а в гетто привозили еду, купленную у польских крестьян на городских рынках.

В основном контрабанду курировали уголовные элементы. Мелкие контрабандисты в основном перебрасывали мешки через стены, но самые крупные тузы просто платили огромные взятки полицейским и охранникам на КПП и провозили через главный вход целые обозы, гружённые продовольствием.

Через их руки проходили баснословные суммы. Многие из них жили гораздо лучше, чем до войны. Контрабандисты кутили в ресторанах с женщинами, на стол там порой подавались изысканные деликатесы, рекой лилось спиртное.

Контрабандисты жили хорошо, но недолго. Немцы очень быстро поняли, что в гетто процветает контрабанда, и взялись бороться с этим своим любимым способом - расстрелами. Простых полицейских и охранников ещё можно было подкупить, но вот когда объявлялись немецкие операции по борьбе с бандитизмом, контрабандистов просто расстреливали на месте без суда.

Но ни облавы, ни криминальные разборки не уменьшали поток желающих попробовать себя в этом незаконном ремесле.

Существовала и ещё одна категория контрабандистов. Это были поляки, имевшие доступ в гетто. В этой части города располагалось несколько фабрик, на которых работали в том числе и поляки. Этим работникам разрешалось посещать гетто, при этом строгих досмотров не было, и поляки часто приносили еду - на неё они выменивали у жителей гетто какие-то ценности, которые тем удалось сохранить при обысках и конфискациях.

Первая депортация

После того как немцы завязли в войне с СССР, руководство нацистов решило, что труд еврейского населения эксплуатируется незначительно. Было решено начать уничтожение гетто. Здоровое и трудоспособное население вывозилось в трудовые лагеря, а старики и инвалиды - в лагеря смерти.

Слухи о предстоящей депортации ходили в варшавском гетто с начала 1942 года, но немцы их опровергали. Дабы не быть голословными, они даже разрешили юденрату открыть несколько новых школ и приютов для сирот.

Но летом 1942 года немцы объявили о "разгрузке" гетто, в котором планировалось оставить не более 50 тысяч человек. В гетто оставались только работники немецких предприятий, сотрудники полиции и юденрата и их семьи, а также врачи. Всем остальным было объявлено о том, что они будут вывезены на строительные работы.

Узнав об этом, глава юденрата Черняков покончил с собой, не желая участвовать в расправе над собственным народом. Новое руководство поначалу вносило в списки на депортацию только нищих, бездомных и инвалидов, но немцы не были настроены на компромиссы и требовали беспрекословного подчинения их распоряжению.

К осени 1942 года план был выполнен. В гетто осталось около 50 тысяч жителей. Несколько тысяч человек смогли укрыться от депортаций.

Подполье

Депортация не могла не привести к появлению организованного подполья. В гетто оказалось немало активистов различных довоенных организаций: были и коммунисты, и правые и левые сионисты, и социалисты. Пока немцы хотя бы не трогали жителей, ещё можно было ждать перелома в войне и надеяться на освобождение. Но теперь надо было что-то делать, поскольку стало ясно, что немцы ни на какие компромиссы не пойдут.

Меньшинство предложило поднять восстание и вырваться из гетто или умереть в бою. Другая часть настаивала на агитации депортируемых, чтобы те оказывали сопротивление полиции и скрывались. Большинство считало, что восстание - это хорошая идея, но оно погубит всех, поэтому не стоит обрекать на гибель население, а лучше обратиться с просьбой о помощи к западным странам, связавшись с польским правительством в изгнании.

После депортации все решили действовать самостоятельно. Была создана Еврейская боевая организация. В неё вступили в основном придерживавшиеся левых убеждений. Правые примкнули к Еврейскому воинскому союзу, объединявшему евреев, до войны служивших в польской армии. Обе организации стали устанавливать контакты с польским подпольем.

Главная проблема, с которой столкнулись подпольщики, - оружие. Его приходилось просить у польских подпольщиков, но те сами испытывали в нём большую нужду, оружие и боеприпасы им сбрасывали английские или советские самолёты. Кроме того, они просто не верили, что жители гетто готовы оказать сопротивление, и опасались, что переданное оружие уйдёт на чёрный рынок.

Восстание обречённых

За несколько дней до восстания подпольщикам стало известно, что немцы готовят очередную массовую депортацию и, по всей видимости, гетто будет полностью уничтожено. Теперь отступать было некуда, и подпольщики решили поднять восстание. Все понимали, что никаких шансов на победу нет.

Накануне восстания прошла встреча боевого союза с воинским. Члены воинского союза стали сначала уговаривать, а потом и требовать, чтобы члены боевого союза вступили к ним и у восставших было единое командование. Спор был таким горячим, что дошло до драки. Но в конце концов все успокоились и договорились о том, что каждая организация возьмёт себе определённую зону обороны.

Утром 19 апреля 1943 года началась ликвидация гетто. К ней привлекли и немецкие части СС, СД и полиции. Подпольщики были готовы и заранее оборудовали огневые точки, в некоторых местах установили самодельные мины и заняли позиции.

Они пропустили на узкие улицы двигавшихся в сомкнутых колоннах немцев и открыли по ним огонь. Не ожидавшие сопротивления немцы вдруг оказались под перекрёстным огнём и бежали.

Первоначально операцией руководил фон Заммерн, но он растерялся от оказанного сопротивления. Гиммлер в исключительно непечатных выражениях по телефону потребовал снять с командования фон Заммерна и немедленно подавить сопротивление. Операцию возглавил Юрген Штрооп.

Немцы вернулись, увеличив свою численность и гораздо лучше вооружённые. Их тактика заключалась в том, чтобы мощным напором отодвинуть повстанцев и занять плацдарм в гетто, с которого потом и вести дальнейшие операции. Благодаря подавляющему превосходству в огневой мощи, они смогли заставить восставших отступить с укреплённых позиций.

Немцы опасались, что поляки окажут поддержку восставшим, поэтому охранявшие периметр гетто латыши были заменены на немецких эсэсовцев.

Восставшие заранее подготовились и оборудовали в гетто множество подземных бункеров. Они прекрасно знали местность и активно использовали канализацию, что позволяло им организовывать засады в неожиданных местах.

Планировалось уничтожить гетто за три дня, но прошла уже неделя, а немцы всё ещё не контролировали ситуацию. Штрооп переходит к тактике выжженной земли, и немцы начинают сжигать один дом за другим.

Но и эта тактика не принесла успеха. Проходил день за днём, а сопротивление продолжалось.

Штрооп вновь сменил тактику. Заметив, что повстанцы по ночам передвигаются с позиции на позицию, он организовал по совету Шпилькера т.н. партизанские патрули. В отличие от стандартных армейских эти патрули были максимально замаскированы (сапоги обматывали тряпками, чтобы бесшумно передвигаться, а лица мазали чёрной краской), и их целью было выслеживание повстанцев, чтобы обнаружить местонахождение их складов и бункеров. Периодически эта тактика приносила успех.

Только 8 мая немцам удалось добиться перелома. В этот день после ожесточённого боя ими был захвачен бункер, который оказался штабом восставших (бункер Анелевича). В нём находились руководители восстания, которые либо погибли в перестрелке, либо покончили с собой. Лишь незначительной части удалось покинуть бункер.

Еврейского квартала в Варшаве больше не существует

С момента захвата бункера Анелевича восстание пошло на спад. Повстанцы были обескровлены, а немцы контролировали большую часть гетто, которое к тому моменту превратилось в руины.

Уцелевшие повстанцы стали покидать гетто через канализационную систему и несколько специально вырытых туннелей. Выходили малыми группами, чтобы рассеяться в Варшаве, поскольку слишком сильно бросались в глаза после трёх недель боёв.

Все уцелевшие гражданские, спрятавшиеся в укрытиях и обнаруженные немцами, были отправлены в Треблинку.

Около 13 тысяч человек погибло при подавлении восстания. Гораздо больше было расстреляно немцами при взятии в плен. Но самая большая часть погибла в огне или задохнулась от дыма. Марек Эдельман позднее говорил, что восставших победили не немцы, а огонь.

По утверждению руководившего подавлением восстания Штроопа, немцы потеряли всего 16 человек убитыми и около 100 ранеными. Многими исследователями эта цифра подвергается сомнению как чрезмерно заниженная.

После подавления восстания Штрооп отослал в Берлин отчёт под названием "Еврейского квартала в Варшаве больше не существует". Отчёт сопровождался многочисленными фотографиями, которые были сделаны для "благодарных потомков".

Последующая судьба

Почти все высокопоставленные участники подавления восстания либо погибли, либо были привлечены к ответственности после войны. Фердинанд фон Заммерн, руководивший выселением гетто и снятый со своего поста после бегства солдат в первый день восстания, был переведён в Хорватию, где командовал полицейскими силами. В сентябре 1944 года он погиб в перестрелке с партизанами Тито.

Людвиг Ганн - командующий полицией безопасности в Варшаве, принимавший самое активное участие в подавлении восстания - в первые годы после войны избежал преследований и работал адвокатом в ФРГ. В 60-е годы его несколько раз арестовывали и каждый раз отпускали. Только с пятой попытки в 1975 году он был осуждён на пожизненное лишение свободы, но в 1983 году отпущен по состоянию здоровья и вскоре умер от рака.

Непосредственно руководивший уничтожением гетто Юрген Штрооп пошёл на повышение и стал высшим руководителем СС и полиции в Греции, а затем в Рейне. После войны он был приговорён американцами к смертной казни за расстрелы в Греции, после чего передан Польше. Польский суд за преступления в Варшаве также приговорил его к смерти. Штрооп был повешен в тюрьме Мокотув в марте 1952 года.

Помнит ли Варшава войну? Даже спустя 73 года этот город не смог залечить раны до конца. Варшава была полностью уничтожена войной и отстроена заново. Собираясь в Польшу, я думал что здесь всё давно забылось и осталось лишь в памяти глубоких стариков.

Тем более странно было гулять между сгоревших руин еврейского гетто и ощущать, что война закончилась только вчера.

1 Мы начинаем прогулку от отеля Radisson Blu Sobieski, расположенному у старого центрального вокзала Варшавы. Теперь там железнодорожный музей, а сам район находится прямо на границе бывшего гетто, но за его пределами. Второй варшавский Рэдиссон стоит прямо в сердце еврейского района времён войны, тогда на его месте стояло здание Юденрата.

2 Сытный завтрак - лучшее начало дня. Оказавшись в Варшаве ровно 1 мая я понимал, что обед может быть не скоро: в Польше тоже любят майские праздники и предпочитают в эти дни не работать. Первое - день труда, второе - день флага, третье - день Конституции.

3 На самом деле не всё так страшно, голодным не остался, но взял с собой фруктов в дорогу. Но окажись вы здесь в воскресенье или в канун Рождества, будьте готовы что отель может быть единственным местом, где получится поесть.
4 Сам не знаю, почему я до сих пор не бывал в Варшаве. Но с каждым годом город меняется. Не как или , конечно, но был бы с чем сравнить.

5 Местами очень похоже на большие американские города, в Европе подобное можно увидеть пожалуй только в Франкфурте.

6 Все эти ультрамодные стекляшки возникли не на пустом месте. В старых европейских городах такое просто негде строить в центре города.

7 Люди продолжали жить в домах бывшего гетто ещё лет пятдесят после войны, у Польши просто не было денег сразу перестроить жилой фонд и построить всем новые современные дома. Все эти годы дома обновлялись, сносили целые районы, возводили панельные многоэтажки, сейчас недвижимость выросла в цене, строят офисы и "элитные" дома. По соседству с страшными облезлыми призраками прошлого.

8 Эти гнилые зубы - те самые дома Варшавского гетто, куда согнали евреев со всей Варшавы. Именно отсюда они уезжали в Аушвиц и Треблинку. Даже смотреть жутковато, а кому-то приходилось жить в этих квартирах после всего случившегося.

9 Старый двор-колодец чем-то даже мил, во дворе высоченная старая липа. Но она, конечно, появилась здесь уже после войны.

10 Пусть целые окна не вводят в заблуждение - эти дома мертвы, пусты и заброшены. Несколько лет назад, говорят, можно было легко забраться внутрь, теперь все нижние этажи качественно замурованы, в верхних зачем-то вставили новые стеклопакеты. Зачем? Восстанавлению район не подлежит, всё сносят постепенно.

11 Пробраться внутрь зданий мне так и не удалось: заборы, амбарные замки, кирпичная кладка...хотя охраны нет. Но много прохожих.

12 Женщина в халате курит на своём открытом балконе. Из её квартиры открывается "шикарный" вид на старую стену из красного кирпича. Это та самая стена. Что думает женщина, выходя на балкон несколько раз в день, чтобы выкурить сигаретку?

13 Я бы хотел спросить местных жителей, особенно пожилых, каково им живётся здесь, после всего пережитого в сороковые. Но не стал, слишком лично.

14 Остатки стены стали мемориалом, сюда постоянно приходят туристы со всего мира. Вообще большинство достопримечательностей Варшавы так или иначе связаны с войной. Это может не нравиться, но от истории не убежать. Некоторые кирпичи отсутствуют. Их забрали музеи Холокоста со всего мира. Увезли даже в Австралию.
15 Сегодня стена перегораживает жилой район, вокруг стоят современные (и не бедные) дома. Какое-то время в стене появился проём, чтобы жителям было удобнее ходить по району. Позже его снова замуровали. Глухой угол стал излюбленным местом алкашей. Вечерами здесь тихо, а туристы и вся шумиха - с другой стороны.

16 Видел много пьющих на улице людей. Дело было ранним утром первого мая. Но не будем заострять внимание.
17 Следы от пуль

19 Смотрите под ноги и увидите, где проходила стена.

20 Смотрите вверх чтобы понять, гетто никуда не исчезло. Оно всё ещё здесь. Зияет пустыми глазницами окон, видевших нечеловеческие страдания.

21 Мало кому из живших в этих квартирах евреев удалось избежать страшной смерти в концлагере. Начиная с 1942 года, каждый день (!) отсюда выгоняли 6 тысяч человек и отправляли в вагонах для скота на восток, в Треблинку или на юг, в Освенцим.

22 К 1940 году сюда переселили 440 тысяч человек, почти 40% населения всей Варшавы, при том что гетто занимало лишь 4,5% территории города. К 1942 году в гетто осталось лишь 50-60 тысяч человек, остальные были уничтожены.

23 До самого 21 века в квартирах варшавского гетто проживали люди. И только теперь всё это окончательно уходит в прошлое.

24 Ещё год, максимум два, и от гетто останется только история и несколько мемориалов. А на месте низеньких кирпичных домов вырастут новые, большие и стеклянные.

26 И вся Варшава будет модной, современной и красивой.

27 Пройдёшь так по зелёной улице, засмотришься на работу архитектора, невольно опустишь глаза и увидишь рельсы. Но ведь здесь не ходит трамвай!

28 Вот ещё одно напоминание о прошлом. Брусчатка и остатки путей так и лежат на месте, куда их положили ещё до войны. Здесь слева и справа были высокие кирпичные стены гетто, а трамваи звенели и шли мимо, не делая остановок. Евреям было запрещено пользоваться транспортом и покидать гетто, а внутри - только пешочком.

29 Тебе скучно, мальчик? Ничего, подрастёшь и всё узнаешь и поймёшь.

30 Варшавское гетто было разрезано трамвайными путями, а две части сообщались при помощи деревянного пешеходного моста. Он не сохранился, но на его месте теперь мемориал, вечером подсвечивается.

Возможно, то самое место. Между стен - свободные люди, по мосту идут евреи в повязках.

31 Послевоенная архитектура.

32 Старый рынок Hala Mirowska. Будете в рабочие часы - советую заглянуть, там аутентично.
33 Чудом уцелевшая синагога Ножиков, единственная довоенная, что сохранилась в Варшаве. Немцы закрыли её и устроили конюшню. Во время Варшавского восстания здание синагоги значительно пострадало из-за уличных боёв, но не было полностью разрушено. После Второй мировой войны синагога была отремонтирована на средства выживших евреев

35 Внутри отличные и недорогие сувениры на еврейскую тему, кошерные продукты и предметы иудаики.

36 Юрий, добрый и приветливый хозяин магазина.

37 Евреям в современной варшаве ничего не угрожает. Но здание, на всякий случай, окружили бетонными блоками. Хотя в 90е годы её несколько раз пытались поджечь.

38 Вокруг синагоги любопытные и отлично сделанные плакаты, рассказывающие об иудейских традициях простым и понятным языком (есть перевод на английский).

39 Улицу Prozna называют единственной сохранившейся. Не верьте, эта информация устарела. От всей улицы осталось 4 дома, три из них восстановлены, а тот что слева завешен фальшфасадом, хотя раньше в окнах заброшенного дома висели фотографиии его жителей времён гетто.

40 Так дом выглядит с обратной стороны, но реконструкция. уже началась. Его не снесут. Наверное, сделают дорогие апартаменты.

45 У входа в парк - могила неизвестного солдата. Мемориал польским воинам, погибшим во всех битвах и сражениях, начиная с Первой мровой. Чтобы помнили, благодаря кому сегодня бьют фонтаны.

46 А это уже Старый город, лубочно-открыточная часть Варшавы.

47 Полный туристов район с ресторанами, мыльными пузырями и сахарной ватой.

48 Картинка дня, иначе и не скажешь.

49 Ряженый шарманщик работает ещё и фотомоделью. Плати три злотых и фотографируй.

50 Такие районы всегда отдают чем-то ненастоящим, искрят фальшивкой. В Варшаве он действительно ненастоящий, ведь город был разрушен, и всё что мы видим сегодня - новодел. Всё было отстроено заново по старым фотографиям. Зато прогулка по кварталу даст представление, какой была Польша раньше, задолго до второй мировой войны.

51 Настоящая же старая Варшава - это Прага. Так называется район, про который я расскажу в одном из следующих постов. Туристы туда не доходят, слишком грязно и неоднозначно. Зато по пути можно встретить немецкий бункер 1944 года, построенный во время Варшавского восстания на углу военного госпиталя да так и оставшийся возле забора городской больницы.

52 Мне кажется, поляки рефлексируют о войне не меньше, чем русские. Снимают фильмы, задают вопросы, и в первую очередь самим себе.

53 Хотя вопрос, кто хуже - Гитлер или Сталин, так и останется без ответа. По крайней мере, для поляков.

54 А вообще, весеннее Варшава - отличное место. Уютный, невероятно зелёный город на берегу Вислы, и я был бы рад сюда вернуться. Чтобы увидеть её с другой стороны.

Завтра, в 10 утра я опубликую новый репортаж из Польши. Возможно, один из самых серьёзных в этом блоге. Приходите!

А, ещё минуточку! Все мои путешествия застрахованы на

Ефрейтор Джо Гейдекер не совсем обычный немецкий солдат.
В 1945-м и 1946-м он будет вести радиорепортажи с нюрнбергского процесса.
В 1937-м он почти год путешествовал по Польше. В варшавском гетто у него жили хорошие знакомые.

Рассказывает Джо Гейдекер.
На дворе январь 1941-го, и часть Гейдекера расквартирована в Варшаве.

В январе 1941 года гетто было еще новым, недавно созданным. Стену вокруг него только что построили, и во многих местах она была еще недоделана. Немногие подъездные пути загораживала колючая проволока и патрули польской и немецкой полиции. Трамвайный маршрут проезжал сквозь гетто без остановок по узкому коридору. На нем часто катались любопытные - поглядеть, что происходит внутри. Другие любопытные каждый день стояли у ворот гетто. Там можно было наблюдать, как полиция обыскивает и избивает входящих и выходящих. В то время обитатели гетто еще могли - группами и по отдельности - выходить из гетто на работу. По возвращении с ними часто обходились бесчеловечно. Я уже рассказывал об этом по радио. К примеру о том, как пристреливали детей, пытавшихся пронести в гетто буханку хлеба. Мужчин, даже стариков, били до крови. Толпа зевак поддерживала эти избиения.

Зеваки. Солдаты всех рангов и офицеры, много немецких гражданских служащих, секретари, чиновники в форме, железнодорожники, даже сестры Красного Креста. Там можно было увидеть униформу любых частей и организаций. Большинство стояли на одном месте как вкопанные, молча, с ничего не выражавшими лицами, и смотрели на проходивших через ворота людей, на «формальности» и на жестокость охраны.

Кто-то отворачивался, кто-то подбадривал. Но большинство просто стояли там, ничем не выдавая своих чувств и мыслей. Что было говорить? Только это: мы всё видели, и знаем, как было. То, что происходило у ворот варшавского гетто с 1941-го по 1943-й год, наблюдали сотни тысяч людей, а то и больше. Все, чья судьба была пройти через Варшаву во время войны, а это миллионы.

В те дни варшавское гетто было битком набито беженцами, туда переселяли огромное количество людей из западной Польши и других регионов. Казалось, что гетто вот-вот лопнет. Изгнанные из своих домов евреи прибывали нищими караванами. Каждую телегу тянула одна или две лошади. Телеги, груженые женщинами, детьми и больными, и их убогим скарбом, медленно двигались по холодным улицам. День за днем с раннего утра и до поздней ночи они скрипели по снегу в сторону города. Они проезжали мимо школы на улице Вольска, где была расквартирована наша часть. С крыши этого здания однажды вечером я и сделал первые фотографии этой трагедии.

Через несколько дней под защитой моей немецкой военной формы и всё равно боясь, что меня схватят и начнут задавать вопросы, я сделал еще несколько фотографий у входа в гетто.

Естественно, напрашивается вопрос - зачем я это делал? Необходимо сказать, что я никогда не фотографировал по долгу службы, или по заданию. Я не был корреспондентом, я был техником в лаборатории. Я фотографировал по собственной иннициативе, на свой страх и риск. И к счастью моё начальство ничего не знало об этом. Не думаю, что смогу передать, что именно я чувствовал тогда. Я разрывался между стыдом, ненавистью и беспомощностью. Я горячо желал скорейшего и полного поражения Германии и понимал, что до этого еще далеко. Мои фотографии я сделал для того, чтобы этот позор не был забыт, чтобы мир услышал этот крик. Больше мне нечего ответить.

Я виноват: я стоял и фотографировал, вместо того, чтобы что-то делать. Даже тогда я понимал это. Спрашивать себя, а что я мог сделать - трусость. Что-нибудь. Проткнуть охранника штыком. Застрелить офицера. Дезертировать и перейти на другую сторону. Отказаться служить в армии. Саботировать. Не подчиниться приказу. Отдать свою жизнь. Я знаю сейчас, что оправдания нет.

Однажды вечером в первых числах февраля 1941-го я перелез через стену в варшавское гетто. Если память мне не изменяет, там, где улица Панска ответвляется от широкой Маршалковской. Или одной улицей раньше, одной позже. Слева была кондитерская - раньше польская, теперь немецкая. Как и другие улицы, Панска метров через двадцать упиралась в стену гетто. Там были разрушенные дома, и рядом пролом в стене, охранявшийся полицейским-поляком - я сфотографировал его в другой день. Было уже темно. Шел снег, но было не холодно. Я дошел по переулку до пролома. Я стоял в нерешительности. Я был в форме. Полицейский спросил меня на ломаном немецком, что я там делаю. Я ответил на ломаном польском. Он огляделся, оценил ситуацию и рукой и взглядом подал мне сигнал. «Raz, dwa…» - я прыгнул на обломки, и вниз с другой стороны.

Я оказался в гетто.

Еврейский полицейский, стоявший на страже, строго по-военному приветствовал неожиданно появившегося с той стороны стены немецкого солдата. Я сказал добрый вечер и пошел вниз по пустынной Панской улице.

Бо льшая часть улицы лежала в руинах. На углу я увидел людей. На правой руке они носили белую повязку со звездой Давида. Увидев меня, они немедленно сняли шапки. Таково было одно из правил введенных немецкими оккупационными властями. Мне было стыдно, но я ничего не мог с этим поделать. Я остановил извозчика, спрятался, как мог, под его крышей, и попросил отвезти меня на улицу Дзельна. Мы поехали вдоль плохо освещенных переполненных улиц. Я испуганно оглядывался вокруг. Я находился на территории, заходить на которую было строго запрещено. Я не мог придумать ни единого объяснения на случай, если меня остановят, трибунал был бы неизбежен. Но не это было главной причиной моего страха. Я боялся взглянуть правде в лицо. Правде, окружавшей меня тысячами несчастных человеческих существ, сливавшихся в единую массу в тусклом свете улиц. Я был в центре страшной тайны немецкой силовой машины. Я боялся того, что ожидало меня на улице Дзельна. Но я хотел знать правду.

Тут оказалось, что чтобы приехать по указанному мною адресу, надо выехать из гетто, проехать участок пути по «арийскому» сектору, и въехать обратно в гетто - то есть пройти через два немецких поста. Извозчик уверял, что для немецкого солдата это легко. Я узнал об опасности в последнюю минуту. Я попросил извозчика развернуться и привезти меня обратно. У него не было сдачи. Рядом был магазин. Кажется, мясная лавка или продуктовый. Лампочка свисала с потолка. Слабый желтый свет падал на изможденные лица, пытавшиеся изобразить подобие улыбки. Я увидел, что люди боятся меня, и вспомнил, что я в военной форме. Несколькими словами мне удалось снять напряжение. Они разменяли мне банкноту.

Моя мама была маленькой женщиной, в свои годы еще красивой и слегка сутулой. Она много путешествовала, у нее были умные глаза, и она продолжала краситься несколько моложаво. Она была одной из тех старушек, посещающих косметические салоны, чьи румяна и выщипанные брови кажутся немного жалкими. И вот, на выходе из магазина меня остановила маленькая женщина, очень похожая на мою маму, она положила свою руку на мою и спросила на хорошем немецком: «Скажи мне, пожалуйста, солдат, что всё это значит, и когда это кончится?»

Она приехала несколько дней назад, понятия не имею, откуда, совершенно растерянная, не в силах постичь, что с ней случилось. Я не могу записать свой ответ. Глупый ответ, пустой, ложная надежда. Рузвельт провозгласил недавно четыре принципа свободы (*** см. обращение президента Рузвельта 6-го января 1941 года ***). Америка. Я ответил «Скоро» - зная, что лгу. Она заплакала. Я вернулся к извозчику, заплатил за проезд и перепрыгнул через стену - обратно.

Через несколько дней я увидел того же поляка полицейского на посту в том же месте. Было шесть вечера и уже темно. Так я прошел в гетто второй раз. Был очень холодно. Дальше я не помню точно, как именно я добрался до улицы Дзельна, по каким улицам я шел. По-моему, там был деревянный мост через «арийский» коридор. Но, возможно, я видел этот мост позже на фотографиях краковского гетто. Можно запутаться. В любом случае, я добрался туда и нашел дом 27. Смутно помню, каким мучительным был мой путь; раболепное подобострастие, которого требовала моя военная форма, как прятались в подъездах и переходили на другую сторону при моем приближении. Взгляды позади меня прожигали спину. Здесь я был изгоем.

Дзельна - узкая и тихая улица. Дом справа от дома номер 27 лежал в руинах, покрытый снегом. В дом номер 27 было невозможно войти с улицы, вход находился со стороны руин. Подходя к дому, я заметил старика. Черное пальто, белая борода. Он снял шапку и поклонился так, что сердцу стало больно. Рука, державшая шапку, дрожала. Он, конечно, не разбирался ни в немецкой военной форме, ни в знаках отличия. Мой был всего лишь ефрейторской звездочкой. Входная дверь была приоткрыта, и я увидел внутри людей, пытавшихся разглядеть, кто там стоит снаружи.

Мои сапоги, пальто, черный пояс и фуражка казались тяжелы как свинец. И тут я вспомнил слово на идиш - moire , страх. Я попытался уверить старика, что меня не надо бояться, что я друг. Я спросил его, кто он. Он был ответственным за дом и его обитателей. Я предложил ему сигареты. В то время в Варшаве было много американских сигарет, Кемэл и Лаки Страйк. Он не взял, так и стоял с шапкой в руке.

Я спросил Маржитту Ольсянскую и попытался на ломаном польском объяснить, что она мой друг с довоенных времен. Было непонятно, успокоило это его или напугало, но, кланяясь так же ужасно, как и раньше, он ответил, что тотчас же меня к ней проведет.

На входной двери не было ни замка ни цепочки. «Все двери должны быть незаперты» ответил он на мой вопрос. Мы прошли по темному коридору и поднялись по деревянной лестнице. Коридор и лестница были заполнены людьми. Они лежали на полу, они сидели на ступеньках, завернутые в пальто, в одеяла, в тряпьё. Женщины с закутанными детьми на коленях. Все прижимались к стене, давая мне пройти. Кто-то пытался встать, как они были обязаны в присутствии немца. Я неловко просил, чтобы на меня не обращали внимания. Я не мог смотреть им в лицо. Они колыхались вокруг меня как в страшном сне, пока я шел вверх по этой лестнице. На дверях внутри тоже не было замков. Маленький мальчик держал дверь широко открытой - обо мне уже знали. Я вошел в большую комнату, бывшую когда-то гостинной состоятельной семьи.

В комнате жили несколько семей или групп, расположившихся в углах и по стенам, всего человек двадцать. Два стула, овальный стол и посредине кресло. Большинство спали на паркетном полу на одеялах или на газетах, укрываясь пальто. В одном углу женщина пыталась утихомирить плачущего ребенка. И тут до меня дошло, что в этой комнате были только женщины, девочки и дети. С первого взгляда была видна их обездоленность, отсутствие средств гигиены, их нищета. Холод и духота. Окна были заперты и заколочены, стекла покрашены толстой синей краской.

Позже я узнал, что окна были заколочены и покрашены потому, что они выходили на Павяк, тюрьму гестапо с СД. Слово «Павяк» вселяло ужас в сердца в годы немецкой оккупации города. Здание тюрьмы граничило с задворками улицы Дзельна, и его было видно из задних окон дома. «Постоянно слышны выстрелы», сказала мне одна из жильцов. «Часто днем, и еще чаще ночью, и крики тоже, когда тихо.»

И они рассказали мне еще много чего. Мать Маржитты скипятила нам чаю на примусе. Хотя в комнате была теснота, всё равно было холодно. Мы сидели в пальто, и я был рад этому, потому что пальто закрывало свастику над грудным карманом моей гимнастерки. То, что я узнал из рассказов тех женщин - о постигнувших их несчастьях - о том, как они оказались в этой комнате, в этой душной темнице с заколоченными синими окнами, вычурным потолком, серым полом, изношенным паркетом и старой мебелью, где обитатели спят или тихо сидят с пустыми лицами - то, что они рассказали мне в тот вечер, разрушило остатки моей веры в то, что Германия просто не может позволить такому случиться.

О немцах они говорили одинаково, будь то военные, полицейские или кто-то еще. Кто бы ни был тот, кто выкинул их из их домов, он был немцем. Она из женщин потеряла сына - ему и двадцати не было, сказала она - застрелен на месте, когда пытался защитить мать от ударов. А перед этим уволокли неизвестно куда ее мужа, и с тех пор он пропал без вести. Другая женщина владела большой квартирой на западе Варшавы. В один прекрасный день явились две дамы, чиновники немецкой администрации, вручили ей ордер, приказывающий ей съехать с квартиры в течение часа, ничего с собой не взяв, кроме чемодана вещей. Это было до указа Фишера о создании гетто, и она смогла выяснить по секрету, что те две дамы вселились в ее квартиру и присвоили себе мебель, бельё, посуду, ковры, радио, картины, серебро, книги и всё остальное. Следует между прочим отметить, что такое творилось по всей территории оккупированной немцами Польши. Обе Ольсянские, которые жили на улице Дзельна с довоенных времен, больше всего мучились от духоты и тесноты, страшной близости тюрьмы Павяк и от неопределенности своей судьбы.

Все, принимавшие участие в беседе, говорили о голоде. В то время гетто было закрыто не так давно, так что тут и там еще были запасы еды, но продавалась она по цене, доступной немногим. Кому нечего продать или обменять - ювелирные украшения, меховые пальто, предметы быта - раньше или позже начинают просто напросто голодать. Кто-то умер в снегу от холода, кого-то вынесли из укрытия, положили нагими на мостовую (даже их лохмотья имели ценность), покрыли газетой и оставили лежать, пока тело не подберут похоронные телеги и не отвезут на кладбище. На палец правой ноги им вешали ярлычок с именем, если оно было известно, и это имя в вносили в юденрате в регистрацию смертей; тело бросали в известковую яму. Женщины рассказали мне о налетах на гетто, время от времени организуемых немцами, о том, как они охотятся на улицах на людей, и смеются, стреляя по ним, особенно, если жертва попалась слегка неуклюжая, пейсатая, или если, падая, она перекувырнулась через голову.

Это было слишком, и теперь я уже не помню всех подробностей. Но я как сейчас вижу тех женщин, сидевших на корточках вокруг кресла, которое они предложили мне, и я помню, как точно их слова попадали в цель, усиливая мой стыд и отчаяние. Всё это было неприкрытое дьявольское преступление.

Я ушел уверенный в том, что все эти несчастные люди приговорены, сознательно и преднамеренно приговорены, к смерти. Я не видел, что могло бы остановить этот беспредел, пока он не достиг высшей точки. То, что я узнал от этих женщин, было лишь подтверждением того, что я, как солдат немецкой армии, видел и понял сам. Я был уверен, что мы собирались уморить голодом варшавское и другие еврейские гетто. С этой уверенностью я вернулся к себе в часть. Надпись на пряжке моего ремня гласила: «С нами Бог»

Я рассказал всё Кёлеру и Краузе. Они пытались меня успокоить. В конце февраля 1941-го ко мне в Варшаву приехала жена. И вот в один из этих дней я снова пошел в гетто. Я опять был в форме. Однако на этот раз я пошел среди бела дня и с фотоаппаратом. Это было большой глупостью. Сейчас я знаю, а тогда мне и в голову не пришло, что и гестапо и СС и СД постоянно патрулировали гетто, как в форме, так и в штатском, и каждый из них мог меня арестовать. Видимо, я не представлял себе всех возможных последствий. Меня толкало какое-то несвойственное мне теперь безрассудство, и еще страх, что придет время, и скажут, что ничего этого не было. Картины того, что творилось внутри гетто, надо было сохранить, как доказательства, для будущих поколений. Большая часть фотографий в этой книге - результат этой навязчивой идеи.

Фотографии говорят сами за себя. Я уже не помню всех подробностей этого приключения. Оно продложалось часа два. Я шагал по улицам гетто, нелепая штуковина, робот с другой планеты, и толпы на улицах расступались передо мной, отшатывались от меня, сторонились меня, смотрели на меня с удивлением, изумлнение и беспокойством. Держась на некотором расстоянии за мной увязалась ватага мальчишек. Я то и дело останавливался, чтобы сделать фотографию.

Было непросто. Годы спустя я фотографировал рыбаков в Голландии, священников на Цейлоне, индейцев в Боливии. Я подходил к ним и вежливо спрашивал разрешения. Никогда никаких проблем. Но в Варшаве, каким бы вежливым я ни старался быть, моя просьба каждый раз звучала как приказ. Я подошел к группе мужчин, при всей своей бедности сохранивших достоинство; как можно вежливее я спросил, могу ли я их сфотографировать. Но это не помогло. Они восприняли это так же, как если бы я явился их арестовать. Они сняли шапки и стояли испуганно, не шевелясь, и мне пришлось просить их надеть их шапки обратно.

Дальше неловкость стала еще сильнее. Мальчишки, бежавшие до этого позади меня, теперь бежали впереди, как глашатаи. Они хотели помочь и заработать пару монет. Увидев кого-то, кого, как они считали, мне будет интересно сфотографировать, они вели его ко мне, объясняя ему, что не надо снимать шапку. И я его фотографировал. Всё это привело меня в отчаяние. Каинова печать - моя военная форма - жгла меня. Я отогнал мальчишек, но они вернулись. Так я и продолжал свой путь - с растущей толпой зевак позади меня.

На ступеньках большого здания я сфотографировал двух еврейских полицейских.

Я уже собирался идти дальше, как один из них побежал за мной. Он отогнал зевак, приказав им, насколько я мог понять, вернуться к своим делам и оставить меня в покое. Затем он грозно набросился на толпу мальчишек. Я попросил и его оставить меня в покое. Стоя руки по швам он ответил на неплохом немецком: «При всем уважении, мой гоподин, но я не могу оставить вас в покое. Я должен вас охранять.» Я сказал, что меня не надо охранять. Я безобидный. Я говорил как говорил бы любой штатский немец, старающийся развеять подозрения полицейского.
Я почти убедил его, он даже улыбнулся - и тихо сказал: «Не в этом дело. Но если с вами что-то случится здесь, в гетто...»
«Да никто меня не тронет.»
«Но если...», - он начал и остановился.
«Продолжайте», - сказал я.
Он поглядел на меня пронизывающе: «... то всё гетто будет в ответе», - сказал он тихо, чтобы его никто не слышал, но очень серьезно. «Поэтому я должен проследить за тем, чтобы с вами ничего не случилось.»

Мы поладили на том, что он будет идти за мной на почтительном расстоянии, но и не теряя меня из виду.

Он молча разогнал толпу, собравшуюся вокруг нас, и группу маленьких глашатаев, и в конце концов я был даже рад, что он со мной. […] После этого я фотографировал только уличные сценки, нищих детей и иногда группы людей, встречавшихся нам на пути. Я больше не пытался снимать портреты людей, это оказалось слишком тяжело.

Я присел рядом с нищим мальчишкой. Он сказал, что пел весь день. Я насчитал 26 грошей в его шапке - 13 немецких пфеннингов. Цены на продукты при этом были страшно высокими. В переводе на немецкие деньги батон хлеба стоил 200 марок, пара обуви в хорошем состоянии - 2000 марок, фунт мяса - 600 марок. Многие евреи кончали жизнь самоубийством - доза цианистого калия шла по цене 4000 марок.

Мои товарищи, Кёлер и Краузе, не верили мне, пока не просмотрели пленку. Тогда они пожелали увидеть всё своими глазами, но я был не в силах пройти через это снова. Вернувшись, я понял всю степень опасности.

Но тем не менее, у нас таки появилась еще одна возможность посетить гетто. Как я уже говорил, ко мне в Варшаву приехала жена проходить гражданскую службу. И проходила она ее в немецкой оккупационной администрации. Ей удалось «организовать» для нас пропуск. Это был одноразовый пропуск в гетто на имя четырех солдат, с печатью и подписью, совершенно подлинный «для закупки вина и сигарет». И то и другое в гетто стоило гораздо дороже, чем в остальном городе, но кто бы нас ни спросил, получил бы один ответ: немецкий солдат мог просто напросто конфисковать что угодно у еврея.

И вот 1-го марта 1941 года открыто и без труда наша маленькая группа вошла внутрь варшавского гетто. Немецкий полицейский на входе взглянул на наш пропуск и пожелал нам весело провести время. То, что у троих - у меня, у Кёлера и у Краузе - у каждого на шее висела камера, не вызвало никаких вопросов. В тот день были сделаны еще несколько фотографий из этой книги. Кёлер и Краузе тоже отсняли по паре пленок. Я не знаю, что стало с моими товарищами и с фотографиями, которые они сделали, нас развела война.

Но следует рассказать о том, что произошло в результате этого. Некоторое время спустя один из нас, я уже не помню, Кёлер, Краузе или кто-то другой из нашей части, пошел один на еврейское кладбище в гетто, чтобы отснять пленку того, как подбирают оставленные на улицах обнаженные мертвые тела, как свозят их в кучи на кладбище и затем бросают в братские могилы.

Мы сделали с нее несколько отпечатков 9 на 12 в нашей лаборатории. Я держал их в руках. Эти снимки ходили из рук в руки и кто-то донес на фотографа. Было расследование, фотограф объяснял, что ему де было просто интересно, и он не подумал хорошенько о последствиях, к тому же ходить на еврейское кладбище тогда еще не было запрещено. Негативы конфисковали и собрали все имевшиеся отпечатки, чтобы не осталось больше копий. Дело было улажено. Но стоит привести здесь слова офицера, ответственного за расследование: о том, какой непредсказуемый вред эти фотографии могли нанести Германии, попади они в руки врага. Ему и на минуту не пришло в голову, что они могли вызвать отвращение в самой Германии.

После этого мы больше не делали вылазок в гетто. Негативы я спрятал. Сорок лет они хранили призрачные декорации давно разрушенных домов, фигуры и лица, населявшие их, ходившие, говорившие, сидевшие на обочинах. Причины, по которым я решился их опубликовать, носят полемический характер. Они и сейчас свидетельствуют о том страхе, который я испытывал тогда: страхе, что никто не поверит в то, что это было.

***





Фотографии, сделанные Джо Гейдекером в варшавском гетто, можно увидеть на сайте яд ва-Шем: