B деревне на немецком праве право крестьянина на.землю определялось как наследственное. Крестьянский надел назывался ланом. Величина лана зависела от качества почвы и чаще всего составляла около 30 моргов (16,8 га).

Такой лан назывался хелминским. Известен также больший лан - около 43 моргов (24,2 га),- называвшийся франкским. Поскольку поселенцы, главным образом вновь основанных деревень, уплачивали за свою долю определенную сумму денег пану - собственнику земли, их право на землю определялось как закупное. Поэтому пан не мог удалить такого поселенца с его надела, не возвратив ему денег, а сам поселенец имел право продать свое хозяйство третьему лицу, обычно с согласия пана (и с уплатами в его пользу).Нарядусличными> наделами поселенцы получали в общее пользование пастбище (выгон), иногда лес, луга и т. д.

Наряду с крестьянами-хозяевами, называемыми кметями, в деревне проживали также и так называемые загродники, имевшие дом и участок поля. Они работали по найму в хозяйствах солтыса или зажиточных крестьян. Часть загродников занималась ремеслом.

Кметь, живущий на немецком праве, не был прикреплен к земле. Он мог ее покинуть в установленный срок, обычно на день святого Мартина (24 октября), аналогично Юрьеву дню в России, предварительно выполнив свои обязательства и подыскав себе заместителя, обеспеченного необходимым инвентарем.

Новые поселенцы пользовались освобождением OT чинша в течение ряда лет, необходимых для устройства. Это были так называемые свободные годы, число которых зависело от того, осуществлялась ли локация деревни на уже обрабатываемых землях или «на сыром корню» (на землях, требующих корчевания), и могло составлять от 2 до 24 лет. Чинш мог уплачиваться по договоренности: а) зерном; б) частично зерном, частично деньгами (смешанный); в) только деньгами. Смешанный чинш был типичен для Великой Польши, денежный же - для Силезии и Малой Польши, что говорит о более высоком уровне товарности хозяйства в этих областях. B хозяйственно-отсталой Мазовии преобладал чинш натурой. Кроме чинша крестьянин-хозяин обязан был некоторыми натуральными повинностями (куры, яйца к празднику) и несколько дней в году должен был работать на пана (во время сева и жатвы). Кроме ренты пану крестьяне были обязаны нести в пользу государства некоторые повинности, которых не отменяли иммунитетные привилегии. K ним относились: подать, известная как чрезвычайное порадльное, и некоторые другие тяготы, связанные с обороной страны. Крестьяне платили также церковную десятину.

B деревнях, остававшихся на польском праве, отношения постепенно уподоблялись положению деревень на немецком праве. B них, однако, сохранялась барщина и не было суда солтыса и лавников, вместо которых действовал господский суд пана. Ho и здесь распространился лан, который в Мазовии получил польское название «влуки».

Подгродия (посады) и торги. Возникновение подгро- дий в Польше приходится на конец X - начало XI века. Для возникновения городов важное значение имело сосредоточение в подгродиях ремесленного населения. Как следствие дальнейшего развития обмена в непосредственной близости от гродов и под их защитой возникали торговые места (loca forensia). Они составляли регалию монарха. Подгродия функционально и территориально были тесно связаны с большими гродами. Последние, бывшие политико-административными центрами, создавали группы постоянных потребителей и одновременно обеспечивали охрану ремесленников и купцов, живущих в подгродиях. Так возникли характерные для конца X и XI веков оборонные комплексы, состоящие из защищенного фортификационными сооружениями грода и укрепленного подгродия.

B подгродиях XI века самое видное положение получили купцы, занимавшиеся иногда и военным ремеслом или - как на Поморье - пиратством. Они составляли в городе правящую группу, которую называли мелиоратом (в отличие от позднейшего патрициата). Остальное население подгродия - это народ (populus), который состоял из ремесленников, служебного населения и части прежних дружинников, осевших после окончания грабительских войн. Здесь же стали селиться иностранцы. Иногда они составляли отдельные общины. Так, в XI веке существовала еврейская община в пограничном Перемышле, а в XII веке - поселение валлонских ткачей во Вроцлаве.

Правовое выделение подгродий-городов от остальной территории происходило постепенно. Еще до локации на немецком праве, в начале XIII века, Вроцлав обладал зачатками городской организации, о чем свидетельствует наличие солтыса и получение юридических консультаций из Магдебурга. Особого солтыса ймело также в 1228 году поселение, заложенное епископами в Кракове.

B XII веке в Польше развивались торговые поселения - места. Отсюда город по-польски - miasto. B городах регулярно, обычно раз в неделю, производилась торговля земледельческими продуктами и ремесленными

товарами. Центром поселения был рынок - торг, связанные с ним корчмы, иногда костел. Около торга оседали ремесленники. Для обеспечения безопасности торговли на торг распространялся княжеский мир, он находился под особой защитой права. Потребности товарооборота вели к пожалованию торгам особого торгового права (ius fori). Его основой была свобода совершения на торгу сделок всеми присутствующими независимо от общественного положения и связанной C ним правоспособности.

Торговые споры подлежали юрисдикции особого торгового судьи, который судил по уполномочию князя.

Князья, жалуя феодальному пану право торга, отказывались от своей регалии, связывая это обычно с пожалованием иммунитета. Тогда судебные компетенции переходили к пану, и такой торг называли свободным торгом (forum liberum). Около 70% торгов стали позднее городами, приобретшими магдебургское, хелмин- ское или средское право. Рецепция эта была своего рода этапом на пути превращения старых посадов и торгов в городские центры.

Локация городов. Перевод города на немецкое право, называемый в науке «локационным порогом», вводил определенные организационные и правовые формы, общие для Западной и Центральной Европы, в существующие в Польше поселения городского типа. Вновь образованный город отличался от осталыюй территории: а) профессиональной структурой населения; б) особой пространственной структурой и формой строений, как и укреплениями, отделяющими город от окружающей территории; в) организацией особых городских властей и судов; г) особым правовым положением городского населения.

Новые города сооружались обычно рядом или на некотором расстоянии от прежнего городского поселения, перенимая, как правило, его название. Старое поселение понижалось до роли предместья или деревни. Иногда его население переводили в новый город, построенный по определенному плану с рынком в центре и отходящими от него улицами. Правильное расположение улиц и застройки составляло характерную особенность городов на немецком праве. Организационной основой таких городов был локационный документ, закреплявший отделение города от остальной территории, а горожан, как сословие,- от остального населения страны.

Если локацию осуществлял сам князь, дело ограничивалось выдачей осадчику локационного документа. B зависимости от того, кто выдавал локационный документ - суверен или феодальный паи, различали княжеские города (потом королевские), как правило, более крупные и частновладельческие. Значение локации заключалось в изъятии города из-под власти монарших урядников и подчинении его власти наследственного войта, которым обычно становился осадчик. Учреждение войтовства сопровождалось пожалованием немецкого права жителям города. Там, где немецкое право (в соответствии с принципом индивидуального действия права) распространялось только на пришельцев, оно скоро pac-. пространилось и на польское население городов. Локационный документ содержал наряду с пожалованием городского права привилегии для войта, пожалование городу права торга, определение условий ремесленного производства, предоставление горожанам земли за городом, а также определение обязанностей мещан. Более крупные города получали обширные площади пахотной земли и пастбища. Они, таким образом, сразу выступали как крупные земельные собственники.

Монарх или же пан города получал чинш за выделенные под застройку участки, плату за торговые учреждения, 2/з судебных штрафов. Развитие города гарантировало (при росте товарообмена) увеличение денежных чиншей с окрестных деревень (вместо других форм ренты), а также увеличивало военную силу папа города, так как окруженный стеной (валом) город представлял собой особую фортификационную единицу с гарнизоном, состоящим из горожан.

B основном польские города реципировали две системы немецкого права: магдебургскую и любекскую. Последнюю приняли поморские города, связанные с Ганзейским союзом, в котором г. Любек играл ведущую роль.

Организационно-правовым образцом для большинства городов Силезии, Малой Польши и Великой Польши стал немецкий Магдебург. Немецкое право в польских городах чаще всего называли магдебургским. Первые локации на немецком праве получили в начале XIII века силезские города: Золоторыя (до 1211), Льво- век (до 1217), Срода (до 1235).

B середине XIII века магдебургское право получили Вроцлав (1242), Познань (1253), Краков (1257). B 1237 году любекское городское право вводится в Щецине. Восточнопоморские города Тчев и Гданьск получили любекское право в 1260-1263 гг. Крестоносцы после завоевания Восточного Поморья перевели Гданьск на магдебургское право (XIV в.).

Заимствование новой системы права и образцов городской организации чаще всего происходило при посредничестве другого польского города, ранее переведенного на магдебургское право. Так, образцом для Кракова был Вроцлав. Для многих великопольских городов образцом стало право и строй силезскойСроды - средское право. Образцом для большинства восточнопоморских и мазовецких городов стало Хелмно, и они восприняли хелмнинское право. Bce это были варианты магдебургского права. B Силезии иногда встречались города и на фламандском праве (Ратибор, Ниса).

Крупные города Великой и Малой Польши, а также большее число силезских городов получили локационные привилегии в XIII веке, когда возникла основная часть польских городов. K началу XIV века их насчитывалось 250, в то время как в 1250 году их было чуть больше 50. Динамичный процесс локации городов происходил и в следующие века. B XIV-XV вв. большую роль в локациях городов играли светские и духовные паны, в то время как число локаций монарха уменьшилось.

Еще по теме Права и обязанности крестьян.:

1. 2.5. Личные, имущественные, политические права шляхты в XIV-XVI вв. по земским привилеям
2. Регулирование юридических обязанностей удельных крестьян
3. Регулирование административной ответственности удельных крестьян
4. Концепция «государственного крепостного права» и общинно-государственная модель правовойэволюции российского крестьянства
5. Западноевропейский опыт эволюции крестьянской правосубъектности при отмене крепостного права
6. 5.1. Вопрос о правовом статусе удельных и дворцовых крестьян в Главном комитете об устройстве сельского состояния
7. 2.1. Особенности правового регулирования наследования имущественных прав, связанных с предпринимательской деятельностью в дореволюционной России
8. §1. Имущественные комплексы и их наследование в русском гражданском праве IX - первой половины XIX вв.
9. Налоговое обязательство как категория российской науки налогового права
10. Защита прав субъектов инвестиционной деятельности по законодательству Украины

- Авторское право - Адвокатура - Административное право - Административный процесс - Антимонопольно-конкурентное право - Арбитражный (хозяйственный) процесс - Аудит - Банковская система - Банковское право - Бизнес - Бухгалтерский учет - Вещное право - Государственное право и управление - Гражданское право и процесс - Денежное обращение, финансы и кредит - Деньги - Дипломатическое и консульское право - Договорное право -

28. ЛИЧНЫЕ И ИМУЩЕСТВЕННЫЕ ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ КРЕСТЬЯН, ВЫШЕДШИХ ИЗ КРЕПОСТНОЙ ЗАВИСИМОСТИ. ВРЕМЕННООБЯЗАННЫЕ КРЕСТЬЯНЕ И КРЕСТЬЯНЕ-СОБСТВЕННИКИ

Несмотря на то что крестьянин, вышедший из крепостной зависимости, провозглашался собственником переданной ему земли, право распоряжения ею сильно ограничивалось властью сельской общины которые существовали в большинстве регионов страны. Кроме того, крестьянину запрещалось распоряжаться землей в течение 9 дней (это было сделано во избежание массового ухода освобожденных крестьян в города).

Освобожденные от крепостной зависимости крестьяне получали статус «свободных сельских обывателей», приобретали гражданскую дееспособность. Им разрешалось заключать договоры, с тем ограничением, что переданные им земли они не могли использовать в качестве обеспечения взятых ими на себя обязательств. Крестьянам также предоставлялось право свободно заниматься торговлей, открывать заводы и фабрики, вступать в гильдии и иные профессиональные корпорации, по своей воле вступать в брак. Крестьяне получали равные с другими сословиями процессуальные права.

Однако крестьяне во многом еще оставались ущемленными в правах. В частности, им запрещалось обязываться векселями; при поступлении на государственную службу или в учебное заведение крестьянин был обязан представить «увольнительную» выданную сельским обществом (общиной). Эти ограничения были отменены лишь под воздействием Первой русской революции 1905–1907 гг., в соответствии с Указом от 5 октября 1906 г. «Об отмене некоторых ограничений в правах сельских обывателей и других лиц бывших податных состояний»

Крестьяне за отводимые им земельные наделы должны были отбывать рабочую повинность или выплачивать деньги помещику, т. е. находились на положении так называемых временнообязанных. По заключении договоров («уставных грамот») зависимость крестьян от помещика окончательно ликвидировалась, а казна уплачивала помещикам (процентными бумагами) стоимость их земель, отошедших под крестьянские наделы. После этого крестьяне должны были в течение 49 лет погасить свой долг государству ежегодными взносами «выкупных платежей» «Выкупные платежи» и все подати крестьяне платили сообща, всем «миром». Каждый крестьянин был «приписан» к своей общине, и без согласия «мира» не мог из него выйти.

Под влиянием Первой русской революции 3 ноября 1905 г. (через 44 года после освобождения крестьян) был опубликован царский Манифест «Об улучшении благосостояния и облегчении положения крестьянского населения». В соответствии с ним с 1 января 1906 г. невыплаченные выкупные платежи уменьшались наполовину, а с 1 января 1907 г. и вовсе отменялись.

Споем песню мы, ребята,
Да про наше про житье,
Да про горюшко свое:
Что в неволе все живем,
Крепостными век слывем…

Из народных песен

Повинности и обязанности крепостных крестьян

О социально-экономическом устройстве Российской империи написано немало ученых работ. Благодаря дотошности исследователей наука обогатилась полезными знаниями о хозяйственной жизни того времени, такими, например, как размеры средней крестьянской запашки и особенности севооборота в разных губерниях. Но множество этих и других хозяйственных подробностей не в состоянии передать духа эпохи, без чего все отдельные и даже самые важные данные делаются бессмысленным набором цифр.

О том, что же представляла собой Россия XVIII - середины XIX века, что было целью тяжелых жертв, принесенных народом «на алтарь отечества», - без устали спорят профессионалы и дилетанты, почвенники и западники. Тем примечательнее объективное свидетельство современника. В своей книге, посвященной истории рязанского дворянства, председатель губернской археографической комиссии А.Д. Повалишин замечательно точно характеризует период господства крепостного права: «Все в сущности клонилось к тому, чтобы дать помещику средства для жизни, приличной благородному дворянину».

Несколько сотен тысяч «благородных» российских помещиков по воле правительства стали олицетворять собой и государство, и нацию. В то же время миллионы ревизских душ в России именовались не иначе как «хамами» и «хамками», «подлыми людьми». А понятие «народ» в его действительном возвышенном смысле встречалось только в поэтических сочинениях, обращенных к далекому прошлому.

Исключительное положение господ окончательно было закреплено в «Жалованной грамоте дворянству», данной Екатериной II в 1785 году. Текст «грамоты» полон перечислением дворянских привилегий и прав. Но более всего этот документ примечателен своими умолчаниями. И главное из них - совершенное неупоминание в тексте о крепостных людях. Это умолчание несло в себе страшное значение - оно окончательно превращало живых русских крестьян в простую материальную часть помещичьей собственности. Как и следует в рабовладельческом обществе, весь смысл жизни крепостного человека, его предназначение состояли теперь исключительно в обеспечении своего господина и удовлетворении любых его потребностей.

Подневольное население обычной помещичьей усадьбы оказывалось довольно пестрым, и каждый имел в ней свои обязанности. Но наиболее многочисленными обитателями любого поместья были, конечно, крестьяне. Круг крестьянских повинностей был чрезвычайно широк и никогда не ограничивался работой на пашне. По приказу из господской конторы крепостные должны были выполнять любые строительные работы, вносить подати натуральными продуктами, трудиться на заводах и фабриках, устроенных их помещиком, или вовсе навсегда покидать родные края и отправляться в дальний путь, если господин решил заселить благоприобретенные им земли в других губерниях.

По словам Ивана Посошкова, автора одного из первых русских экономических трактатов «Книги о скудости и богатстве», помещики в своей хозяйственной деятельности руководствовались простым правилом: «Крестьянину-де не давай обрасти, но стриги его яко овцу догола».

Одним из основных способов извлечения прибыли из крестьянского труда было обложение оброком. На первый взгляд эта повинность может показаться не слишком обременительной. Оброчный крестьянин ежегодно выплачивал господину определенную денежную сумму и во всем остальном имел возможность трудиться и жить относительно самостоятельно. Помещикам оброчная система была также удобна. Она обеспечивала регулярный доход с имения и одновременно избавляла от необходимости вникать в хозяйственные дела. И все же, как правило, на оброк переводили поместья, расположенные в нечерноземных губерниях и там, где земледелие не приносило необходимого дохода. В условиях натурального хозяйства «живые» деньги были редкостью. Чтобы расплатиться с помещиком, крестьяне отправлялись на заработки в города. Там они нанимались на фабрики, зарабатывали каким-нибудь ремеслом или становились извозчиками. Часто целые деревни и села специализировались на том или ином промысле. Так, село Павлово на Оке, вотчина графов Шереметевых, славилось мастерами-замочниками и кузнецами, среди которых было немало зажиточных.

Но в большинстве случаев оброчные крестьяне оказывались в крайне тяжелом положении. Господа кроме денег требовали доставки натуральных припасов - продовольствия, дров, сена, холста, пеньки и льна. Примером натуральных господских поборов может служить перечень из поместья полковника Аврама Лопухина в селе Гуслицах: деньгами 3270 руб., сена 11000 пудов, овса, дров трехаршинных, 100 баранов, 40000 огурцов, рубленной капусты 250 ведер, 200 куриц, 5000 яиц, также ягод, грибов, овощей и прочего - «сколько потребуется для домашнего обиходу».

Иностранный путешественник был потрясен, став однажды свидетелем выполнения натуральной повинности в дворянском поместье: «Подобно пчелам, крестьяне сносят на двор господский муки, крупы, овса и прочих жит мешки великие, стяги говяжьи, туши свиные, бараны жирные, дворовых и диких птиц множество, коровья масла, яиц лукошки, сотов или медов чистых кадки, концы холстов, свертки сукон домашних».

Кроме этого крестьяне были обязаны каждый год на мирской счет выставлять плотников для строительства жилых и хозяйственных зданий в разных вотчинах, рыть пруды и проч. Они содержали на свой счет управителя и его семью. По требованию помещика крестьяне на собственных подводах и лошадях отправлялись в дорогу по разным господским надобностям.

С.Т. Аксаков так начинает свою «Семейную хронику»: «Тесно стало моему дедушке жить в Симбирской губернии, в родовой отчине своей, жалованной предкам его от царей московских…» Следствием этой «тесноты» стало переселение дедушки в соседнюю губернию вместе с пожитками, слугами, чадами и домочадцами. Конечно, переселяемых крестьян никто не спрашивал о том, тесно ли было им и хотят ли они расставаться с родными местами. Но более значимым было то, что все расходы по переселению ложились на самих крестьян. С.Т. Аксаков не углубляется в хозяйственные подробности, поэтому придется обратиться к данным по имению упоминавшегося А. Лопухина. Когда он задумал перевести несколько крестьянских семей из подмосковной в свою орловскую вотчину, для них были куплены шубы, сани и множество других вещей, необходимых для обзаведения хозяйством на новом месте. Эта отеческая забота помещика легла дополнительным бременем на оставшихся на месте крестьян, поскольку все было куплено за их счет. Но, кроме того, остающиеся должны были платить за переселенных оброк и выполнять прочие повинности вплоть до новой ревизии. Расходов и обязанностей было слишком много, и число их постоянно увеличивалось, в результате чего лопухинские крестьяне, в челобитной на имя императрицы, жаловались, что под властью своего господина они «пришли в крайнее разорение и скудость».

Правда, встречались помещики, старавшиеся не слишком обременять своих крестьян. Они если и требовали наряду с оброчными деньгами некоторых натуральных повинностей, в том числе и доставки продуктов, то делали это не сверх установленных платежей, а включали их в сумму оброка. Но такие щепетильные господа были настоящей редкостью, исключением из общего правила.

Вообще все в поместье, в том числе и судьба крестьян, их благополучие или разорение, целиком зависели от воли владельца. Ни закон, ни обычай не определяли никакой другой меры во взаимоотношениях господ и крепостных людей. Добрый и состоятельный, или просто легкомысленный помещик мог назначить необременительный оброк и много лет вообще не показываться в имении. Но чаще всего бывало иначе, и крестьяне, кроме денег и натуральных повинностей, должны были еще и обрабатывать господскую землю. Так, например, крестьяне одного помещика московского уезда, кроме оброка в 4 тысячи рублей, пахали для господина по 40 десятин ярового хлеба и по 30 десятин ржи. В течение года они возили в столичный дом помещика дрова, сено и столовые припасы, для чего потребовалось несколько сотен подвод; отстроили новый дом в одной из вотчин, на что, кроме своего труда и леса, израсходовали около одной тысячи рублей из личных средств. Крестьяне обер-провиантмейстера Алонкина в прошении на имя императора Павла жаловались, что господин наложил на них оброк по 6 рублей с души, а притом принуждает обрабатывать помещичью землю в размере 600 десятин. Кроме того, Алонкин «на работу посылает ежедневно как мужчин так и женщин для копания прудов, и на работе безщадно и безчеловечно мучил побоями. Некоторые от оных побоев померли, а другие женщины, беременные, от безщадного телесного наказания выкинули мертвых младенцев, и так чрез самое его безчеловечие пришли все в нищее братство»…

Не легче было крестьянам и в том случае, если господа не заставляли исполнять лишних работ, но предпочитали просто повышать сумму оброка. Нередко такие платежи были столь высоки, что вконец разоряли крестьянское хозяйство. Крестьяне генерал-аншефа Леонтьева оказались доведены поборами помещика до такой крайности, что были вынуждены в конце концов питаться подаянием. Тщетно умоляя своего господина уменьшить бремя выплат, они обратились с отчаянной челобитной к императрице, в которой признавались, что и продав «последние из домишков своих», не смогут выплатить и трети возложенного на них оброка. При этом управитель, по приказу Леонтьева, их «бьет и мучит нещадно» с женами и детьми.

Крестьянин Н. Шипов вспоминал: «Странные бывали у нашего помещика причины для того, чтобы увеличивать оброк. Однажды помещик с супругою приехал в нашу слободу. По обыкновению, богатые крестьяне, одетые по-праздничному, явились к нему с поклоном и различными дарами; тут же были женщины и девицы, все разряженные и украшенные жемчугом. Барыня с любопытством всех рассматривала и потом, обратясь к своему мужу, сказала: "У наших крестьян такие нарядные платья и украшения; должно быть, они очень богаты и им ничего не стоит платить нам оброк". Недолго думая, помещик тут же увеличил сумму оброка».

Примеров подобного произвола множество, они были обыкновенны, и именно потому, что крестьяне рассматривались просто как одушевленное средство для обеспечения своему господину необходимых условий для жизни, «приличной благородному дворянину». Об одном из таких «благородных» помещиков рассказывает Повалишин. Некто Л., промотавшийся офицер, после долгого отсутствия вдруг нагрянул в свою деревню и сразу значительно увеличил и без того немалый оброк. «Что будешь делать, - жаловались крестьяне, - барину надо платить, а платить нечем. Недавно он был здесь сам и собирал оброк. Сек тех, которые не платят. Вы мои мужики, говорил он нам, должны выручать меня; у меня кроме этой шинели нет ничего… Один было сказал, что негде взять, он его сек, - сек как собаку; велел продавать скот, да никто не купил. Кто же купит голодную скотину - кости да кожа? Сорвал с тех, которые побогаче, 1000 рублей и уехал. Остальные велел прислать к нему».

Такое посещение дворянином своей вотчины больше похоже на разбойничий налет. Но еще тяжелее приходилось крестьянам, если руку на их пожитки накладывал барин дельный, да еще и ласковый, каким запомнился его господин бывшему крепостному Савве Пурлевскому.

Помещик приехал в село с супругой и сразу прошелся по улице, внимательно все оглядывая, заходя в дома, распрашивая мужиков о житье-бытье. Держал себя с крестьянами просто, умел расположить к себе. На приветствие мирского схода отвечал степенно, с видимым уважением к собравшимся старикам. Бурмистр от имени села кланялся барину, говорил, что всем миром Бога молят о здравии господина и чтят память недавно почившего папеньки его. Барин улыбнулся, отвечал: «И это, старики, не худо. Спасибо за память». Но потом как-то так вдруг перешел к делу, что никто и опомниться не успел: «Но не забывайте, что нам нужны теперь деньги. Мы не хотим увеличивать оброк, а вот что сделаем. Соберите нам единовременно двести тысяч рублей. Как вы люди все зажиточные, исполнить наше желание вам не трудно. А? Что скажете?».

Поскольку крестьяне молчали в растерянности от услышанного, господин воспринял их молчание за положительный ответ: «Смотрите же, мужички, чтобы внесено было исправно!» Но тут сходка взорвалась криками: «Нет, батюшка, не можем!» «Шутка ли собрать двести тысяч!» «Где мы их возьмем?».

А дома-то смотри какие настроили, - возразил, усмехнувшись, барин.

Но сход не унимался: «Питаемся промыслом, платим оброк бездоимочно. Чего еще?».

Пурлевский продолжает: "Услышав такой решительный отказ, барин посмотрел на нас, опять улыбнулся, повернулся, взял барыню под ручку, приказал бурмистру подавать лошадей и тотчас уехал… Через два месяца вновь собрали сходку, и тогда уж без околичности был прочитан господский указ, в котором начистоту сказано: «По случаю займа в Опекунском совете 325 тысяч на двадцать пять лет, процентов и погашения долга требуется около 30 тысяч в год, которые поставляется в непременную обязанность вотчинного правления ежегодно собирать с крестьян, кроме прежнего оброка в 20 тысяч; и весь годичный сбор в 50 тысяч разложить по усмотрению нарочно выбранных людей, с тем, чтобы недоимок ни за кем не числилось, в противном случае под ответственностью бурмистра неплательщики будут, молодые - без очереди сданы в солдаты, а негодные на службу - отосланы на работу в сибирские железные заводы".

В безмолвной тишине, прерываемой вздохами, окончилось чтение грозного приказа. В этот момент в первый раз в жизни почувствовал я прискорбность своего крепостного состояния… Такой огромный налог всех устрашил до крайности. Казался он нам и незаконным. Но что же было делать? В то время подавать жалобы на господ крестьянам строго воспрещалось…».

Оброк часто бывал индивидуальной повинностью, когда им облагали не все население поместья, а отдельных людей, приносивших господину доход своим ремеслом или искусством. Хозяйственные помещики, как правило, тщательно отбирали среди крестьянских детей способных к той или иной деятельности и отдавали в обучение. Повзрослев, такие крепостные мастера и ремесленники исправно выплачивали барину большую часть заработанных денег.

Особенно ценились талантливые музыканты, художники, артисты. Они, кроме того, что приносили значительный доход, способствовали росту престижа своего господина. Но личная судьба таких людей была трагичной. Получив, по прихоти барина, блестящее образование, пожив нередко за границей и в Петербурге, где многие, не догадываясь об их происхождении, обращались с ними как с равными, достигнув мастерства в своем искусстве, крепостные артисты забывали, что они - всего лишь дорогая игрушка в руках хозяина. В любое мгновение их мнимое благополучие могло быть разбито по мимолетному капризу помещика.

Крепостной человек помещика Б., Поляков, окончил Академию живописи, получил множество наград и отличий. Ему заказывали портреты представители известнейших аристократических фамилий, и за каждую работу художник получал значительные гонорары. Но его господину захотелось, чтобы художник прислуживал ему в качестве форейтора. Напрасно учителя и покровители Полякова хлопотали о смягчении его участи. Помещик был неумолим, и закон целиком оказывался на его стороне. Судьба Полякова сложилась трагически. Современник передает в своих воспоминаниях, что он был выдан хозяину и «по настойчивому приказанию своего господина сопровождал его на запятках кареты по Петербургу, и ему случалось выкидывать подножки экипажа перед теми домами… где он сам прежде пользовался почетом, как даровитый художник. Поляков вскоре спился с кругу и пропал без вести». После этого на совете Академии постановили только, что отныне, во избежание подобных досадных случаев, не принимать в ученики крепостных людей без отпускной от помещика.

Свидетельства о таких судьбах встречаются у многих мемуаристов, русских и иностранцев. Француз де Пассенанс рассказывает историю о крепостном музыканте. После обучения своему искусству в Италии у лучших мастеров музыки молодой человек вернулся на родину по требованию помещика. Барин остался доволен его успехами и заставил играть перед многолюдным обществом, собравшимся в тот вечер в господском доме. Желая удивить им своих гостей как редкой диковиной, барин велел играть без перерыва много часов кряду. Когда скрипач попросил позволения отдохнуть, господин вспылил: «Играй! А если будешь капризничать, то вспомни, что ты мой раб; вспомни о палках!». Отвыкший от нравов, заведенных в родном отечестве, доведенный до отчаяния усталостью и безвыходностью своего положения, униженный человек выбежал из залы в людскую и топором отрубил себе палец на левой руке. Пассенанс приводит его слова: «Будь проклят талант, если он не смог избавить меня от рабства!».

Этот поступок, в духе древних римлян, не был оценен по достоинству в дворянском доме. Своим следствием он мог иметь только жестокое наказание на конюшне и вечную ссылку в глухую деревню, где бывший музыкант до конца дней должен был ухаживать за скотом или исполнять другую черную работу.

Осознание полного бесправия и беспомощности приводило к тому, что крепостные люди, по разным обстоятельствам приобщившиеся на короткое время к иной жизни и снова ввергнутые в рабство, кончали самоубийством или спивались. Эти происшествия, иногда упоминавшиеся в «благородном» обществе в качестве забавного анекдота, приводили в изумление и ужас иностранных гостей. Они никак не могли понять, каким непостижимым образом в русских аристократах сочетаются внешний лоск цивилизованности и варварский деспотизм.

Но большая часть крепостных крестьян была предусмотрительно избавлена своими господами и попечением правительства от искушения славой и душевных терзаний.

Абсолютное большинство из них не только не учились в Италии у лучших живописцев и музыкантов, но никогда не выезжали из родного села в ближайший уездный город. Они всю жизнь трудились на барщине.

Причиной чрезвычайно тяжелого положения барщинных крестьян, которое признавалось всеми, от частных лиц до самой императрицы, была неопределенность размеров их повинностей помещику. На протяжении всего XVIII и до середины XIX века просвещенные вельможи подавали «на высочайшее имя» записки и доклады, в которых предлагали те или иные меры по изменению этого положения. Сама Екатерина и ее преемники неоднократно заявляли о необходимости юридическими нормами ограничить произвол - но за все время существования крепостного права правительство так и не решилось предпринять никаких практических мер, которые действительно могли бы облегчить участь крестьян.

Соборное Уложение 1649 года глухо оговаривается только о запрете принуждать к работам по воскресным и праздничным дням. За сто лет, прошедших со времени издания Уложения, землевладельцами повсеместно игнорировались и эти робкие законодательные ограничения. А вынужденное обстоятельствами постановление Павла I «о трехдневной барщине» носило исключительно рекомендательный характер и почти нигде не исполнялось. От произвола помещика зависело не только число барщинных дней, но и продолжительность работы в течение дня. Эта продолжительность нередко была такой, что захватывала и часть ночи, не оставляя крестьянам даже темного времени суток для работы на своем поле. В такой ситуации едва ли не верхом гуманности выглядела инициатива части дворян ораниенбаумского и ямбургского уездов Санкт-Петербургской губернии, определивших своим крестьянам четкие рабочие нормы: не более 16 часов/сутки в летние месяцы.

При отсутствии правил в одном и том же уезде у соседей-помещиков практиковались разные сроки барщины. Некоторые господа вводили у себя в имении вовсе разорительный для крестьянского хозяйства обычай, когда крепостные безотлучно трудились на пашне помещика до тех пор, пока не заканчивался весь круг сельских работ, и только после этого их отпускали на свои участки.

В таких обстоятельствах неудивительно, что у многих помещиков возникла мысль о совершенной ликвидации отдельных крестьянских наделов и включении их в господскую запашку. Крестьяне, лишенные какого бы то ни было личного хозяйства, теперь полностью превращались в сельских рабов. Это уродливое явление российской действительности времен империи, развившееся из неограниченной законом барщины, получило название «месячины».

Радищев дает подробное описание такой рабовладельческой плантации: «Сей дворянин Некто всех крестьян, жен их и детей заставил во все дни года работать на себя. А дабы они не умирали с голоду, то выдавал он им определенное количество хлеба, под именем месячины известное. Те, которые не имели семейств, месячины не получали, а по обыкновению лакедемонян пировали вместе на господском дворе, употребляя, для соблюдения желудка, в мясоед пустые шти, а в посты и постные дни хлеб с квасом. Истинные розговины бывали разве на Святой неделе.

Беспощадная эксплуатация доводила крестьян не только до разорения, но до полного отчаяния. Они обращались к своим господам, умоляя хотя бы несколько войти в их положение и уменьшить тяжелый гнет, указывая, что не в состоянии выплачивать наложенные на них оброки и выполнять повинности. Вот один из типичных образцов таких челобитных: «Государь наш! К Вашему превосходительству и прибегнули под кров и защищение слезно просить нас, сирот Ваших, от вышеписанного оброка второй половины ныне от платежа, за всекрайним нашим убожеством и нищенством освободить до предбудущего года, чтоб мы от того уже в конец не разорились, да и от прочих отягощениев оборонить. И о том, государь наш, смилуйся и учини милостивый указ…».

Надежда на жалость и справедливость помещиков оправдывалась редко, и «милостивого» указа, как правило, не следовало. А наоборот, от господина к управляющему в имение летело строгое распоряжение прекратить «бунт», виновных и просителей проучить «по-домашнему» - т. е. понятно - выпороть, недоимки и оброк собрать сполна.

Конечно, отношения у крестьян с помещиками складывались по-разному, они не всегда начинались и заканчивались наказаниями и утеснениями. Некоторые владельцы расписывали для своих вотчин подробные своды правил и заставляли следовать им не только крепостных людей, но делали их обязательными и для управляющих, и для самих себя. Находились такие, что вопреки вседозволенности, предоставляемой законами, самостоятельно ограничивали размер оброка, число барщинных дней; а если сверх того требовали взносов натуральными продуктами, то не иначе, как в счет суммы оброка, как поступал, например, Суворов в своих вотчинах. Иные господа поддерживали крестьян в голодные годы.

И все же эти частности не меняли главного во взаимном положении крепостных и дворян друг к другу - законодательство и правительство империи, весь ход развития российской государственности фактически превратили крестьян в рабочий инвентарь помещичьей усадьбы. Такой утилитарный взгляд на крестьян, естественно, приводил не только к постоянному росту требований об увеличении числа и размеров их повинностей, но и подсказывал естественный способ их взыскания. Поэтому насилие и плеть навсегда останутся символами крепостной эпохи.

Славянофил А. Кошелев после знакомства со средой уездного дворянства писал: «Добрый помещик есть счастливый случай, редкое исключение из общего правила; огромное же большинство владельцев, конечно, не таково… но даже у помещиков, считающихся добрыми, жизнь крестьян и дворовых людей крайне тяжела».

Крепостные справедливого, хотя и требовательного Суворова, тем не менее жаловались ему, что пришли «в крайний упадок и разорение», и в действительности это было правдой. Но примечательнее реакция знаменитого полководца на просьбы своих «рабов» - наскучив от обременительных мужицких обращений, он составил инструкцию, как следует отныне подавать прошения на имя помещика. Перечень этих правил на самом деле был не чем иным, как издевательской шуткой, и призван был сбить с толку неискушенных, почти сплошь неграмотных крестьян. Вот этот документ: «Говорить должно по артикулам и статьям. Каждую вещь, каждой вещи часть подробно истолковать и брать в уважение, одну часть соображать с другою; сравнивать тягость с полезностью. Не реша одной части к другой не приступать. Ежели в которой части найдется большое препятствие, мнимая невозможность, непонятие и сумнение, предоставлять ее до конца. Начинать решение частей легчайшими частьми… имея белую бумагу, на одной половине страницы означивать препятствия, недоразумения, сумнения; на другой половине страницы их облегчать, объяснять, опровергать и уничтожать. Сие иногда чинится уподоблением и заменою. Соблюдать и смотреть на мои правила миром».

Не поняв барских шуток и не получая ответа на свои чаяния, крепостным ничего не оставалось, как в поисках защиты от притеснений обращаться к императорскому престолу. Тексты множества этих челобитных, сохранившихся до нынешнего времени, искренне и безыскусно описывают, что приходилось терпеть крестьянам от своих господ.

От имени своих не ученых грамоте односельчан некий грамотей Аким Васильев обращался к Александру I: «Владелец наш стал утеснять непомерным оброком и другими повинностями, принуждая к выполнению требований угрозами и тиранством до такой степени, что многие из доверителей моих, быв наказаны безщадно, померли, а другие, боясь подвергнуться таковой же участи, скрывались долгое время, оставя дома свои и семейства. Четыре года претерпевая тиранство и разорение… доверители мои, не находя средств к избавлению себя от столь насильственного ига, доверили мне ходатайствовать у престола Вашего императорского величества о всемилостивейшем воззрении на несчастную участь верноподданных…».

Из других обращений: «Припадая ко преосвященному Вашему трону, всемилостивейшему нашему государю, с верноподданнейшим нашим третьим(!) прошением… оная наша госпожа совсем нас разорила и довела в крайнее убожество, так что отняла у нас хлебопахотную нашу крестьянскую землю и сенокосные луга и хлеб наш крестьянский отняла в свое владение. Имущество все растащили, лошадей и коров наших отняли в свое владение, из домов нас выгнали… Всемилостивейший государь, воззрите всемилостивейшим и человеколюбивым оком Вашим к нам, великостраждущим и погибающим от нашей госпожи Здраевской, что мы не можем скрыть смерть от ее нападения»!

«Утягощены на господской работе, ни в зиме, ни в лете ни единого дни на себя работать не дает, ни воскресение; оттого все в мир пошли, кормимся Христовым именем…».

«Означенный господин наш крестьян вконец разорил несклонной своею работою…».

«Припадая к освященнейшим Вашего императорского величества стопам осмеливаемся изъяснить: как оный господин наш начал нами владеть, то мы не имеем от его работ ни дня, ни ночи отдохновения, выгоняя нас, мужской и женский пол как в праздничные, так и в высокоторжественные дни, и навсегда у него находимся в работе на винокуренных заводах… Пересек до несколько сот человек плетьми, не щадя ни старого, ни малого, так, что на том месте оставил троих маленьких, да троих больших, чуть живых и изувеченных, которые находятся теперь при смерти…».

«Начали нас бить и били без пощады так, что без мала на том месте оставили из нас, побитых и измученных, чуть вживе, человек до 100. После сего по приказанию нашего господина Викулина приказчик его приехал в наши селения и бил наших двоих женщин брюхатых до тех пор, что они из своих брюх скинули младенцев мертвых, а потом и оные женщины от побои лишились жизни. Тот же приказчик наших трех крестьян лишил жизни… Ваше императорское величество! Если мы у него останемся далее во владении, то он нас и половины вживе не оставит…».

Насколько справедливы были жалобы крестьян и насколько циничным и потребительским было к ним отношение господ, видно по следующему откровенному письму одного помещика Казанской губернии к своему старосте по поводу взыскания недоимок: «О крестьянах, что они неимущие и ходят по миру, отнюдь ко мне не пиши: мне это нож; я хочу воров разорить и довести хуже прежнего, - так они милы мне; почти я от них допущен ходить с кузовом по миру. Уповаю и надеюсь до 1000 рублей взыскать без всякого сумнительства…».

«Всемилостивейший» государь также не спешил откликнуться на крестьянские мольбы. В абсолютном большинстве случаев надежды крепостных людей на справедливую защиту со стороны императорского престола не оправдывались. Вместо этого челобитчики, осмелившиеся нарушить указы о запрете жаловаться на своих господ, наказывались плетьми и возвращались обратно помещикам.

Романовы были самыми крупными в России владельцами крепостных «душ». В начале XIX века в личном владении членов императорской фамилии было около 3 миллионов крестьян. Но не это обстоятельство заставляло правительство оставаться глухим к прошениям их порабощенных подданных. Правительство старалось не вмешиваться во взаимоотношения помещиков с крепостными, поскольку было заинтересовано в абсолютной власти землевладельца над крестьянами в имении для исправного внесения ими платежей в государственную казну.

После того как Петром I была введена подушная подать, которой обложили все «неблагородное» мужское население империи, возникла задача обеспечить исправное получение денег. Для этого сначала прибегли к чрезвычайно своеобразному способу, придуманному «царем-реформатором». За каждой военной частью были записаны села и волости, обязанные ее содержать, а само это военное формирование в мирное время квартировало в приписанной за ним местности, служа надежной гарантией своевременного внесения налогов. Польза, по мысли Петра, была и в том, что необходимые средства на содержание армии должны были поступать напрямую к тем, для кого они предназначались, минуя посреднические бюрократические инстанции.

На практике осуществление этой идеи выглядело так, что помимо разорительных расходов на строительство казарм и обеспечение военных всем необходимым крестьяне страдали от произвольных поборов, насилий и грабежей, поскольку солдаты не стесняли себя деликатным обращением с мирным населением. Офицеры расквартированных в деревнях частей и вовсе относились к сельским жителям как к собственным крепостным, что служило причиной конфликтов также с местными помещиками, не желавшими поступаться своими правами.

Впоследствии, и очень скоро, от такой системы взыскания податей отказались, возложив исключительно на дворян-землевладельцев обязанность следить за безнедоимочным сбором налогов со своих крестьян. С 1722 года помещики были сделаны ответственными за выплату крестьянами подушной подати, а также выполняли целый ряд других функций административно-полицейского характера.

Но дворянство использовало расширение своих полномочий почти исключительно в личных целях, не слишком ревностно относясь к попечению о государственных интересах. Недоимки по налоговым сборам копились по многу лет, при этом оброчные деньги и прочие повинности, которыми крестьяне были обязаны господам, поступали, как правило, без задержек и в полном объеме.

Задолженности возникали также во многом из-за того, что крестьяне оказывались просто не в состоянии внести необходимую сумму налога государству. Ведь подушную подать они платили со своих участков, возделать которые они часто не успевали потому, что или ежедневно работали на барщине, или собирали средства на господский оброк.

Кроме того, государство требовало от крестьян выполнения других повинностей, среди которых была обязанность прокладывать дороги, перевозить на своих лошадях и телегах разнообразные грузы и проч. Иногда крестьян отрывали от семьи и хозяйства на много месяцев, отправляя на дорожные или строительные работы. Тяжелый труд никак не оплачивался правительством, только в редких случаях выдавался скудный продовольственный паек, но чаще всего и кормиться невольные строители должны были за свой счет. Помещики вынужденно мирились с таким отвлечением своих крепостных людей на государственные нужды, но немедленно после их возвращения домой старались наверстать упущенное, гнали на барщину, требовали внесения оброка, нередко возросшего за период отлучки крестьян. При задержке или просьбе об отсрочке - пороли, одевали колодки и в прямом смысле слова выколачивали из крепостных вместе с последними силами все необходимое для дворянского обихода.

При всем многообразии, или скорее - бесконечном числе крестьянских обязанностей, одной из самых тяжелых была рекрутская повинность. «И ужас народа при слове «набор» подобен был ужасу казни», - писал о ней Некрасов, и эти поэтические строки очень точно передают и отношение к рекрутчине, и ее значение в жизни крестьян, боявшихся попасть «под красную шапку».

(О происхождении этого выражения и о том, как упорно сопротивлялись военной повинности крестьяне, приводит сведения С.В. Максимов в книге «Крылатые выражения», опубликованной в 1890 г.: «Надевали шапку не красную, а лишь такую, которая не имела козырька, но в старину действительно всякий сдатчик, ставивший за себя рекрута, обязан был снабдить его красной шапкой, бердышом и прочим.

Совсем еще бодрые с виду и словоохотливые старики даже и теперь рассказывают про недавние времена рекрутчины, когда от суровых тягостей 25-летней тугой лямки солдатчины бегали не только сами новобранцы, но и семьи их. Из «дезертиров» составлялись в укромных и глухих местах целые артели дешевых рабочих и целые деревни потайных переселенцев (например, в олонецкой Карелии, в Повенецком уезде близ границ Финляндии).

В земских домах водились стулья, в ширину аршин, в длину - полтора; забит пробой и железная цепь в сажень. Цепь клали на шею и замыкали замком. Однако не помогало: бегали удачно, так что лет по 15 и больше не являлись в родные места.

Объявят набор, соберут сходку с каждого двора по человеку, поставят в ширинки на улице. Спрашивает староста… у домохозяев:

«Где дети?

Не знаем. Не находятся рекруты дома, - сбегли.

Не знают родители, где они хранятся. Спросит сам голова у этих отцов и рыкнет:

Служба - надо.

Не знаем, где дети - в бегах…

Ступайте на улицу и сапоги разувайте, и одежду скидайте с себя до одной рубашки.

И босыми ногами выставят отцов на снег и в мороз.

Позябните-ко, постойте: скажете про детей. А если не скажете, не то еще будет.

Не знаем, где дети!..

Пошлют поснимать на домах крыши; велят морить голодом скот на дворах…

Не знаем, где дети, - в бегах!..

Прорубали на реке пешней прорубь. Отступя сажен пять, прорубали другую. Клали на шею родителям веревку и перетаскивали за детей из проруби в прорубь, как пропаривают рыболовную сеть в зимние ловли, в "подводку" (удочки на поводцах по хребтине с наживками или блестками, на навагу, сельдь и проч.).

И родители на убег. И бегают. Дома стоят пустыми…»)

Помещик, отдавая своего крепостного человека в рекруты, получал от казны деньги в качестве компенсации за потерю рабочих рук, поэтому сдача рекрутов государству была одной из важных статей дохода в помещичьем хозяйстве. Персонаж комедии Княжнина, Простодум, говорит про такого «хозяйственного» господина:

Три тысячи скопил он дома лет в десяток
Не хлебом, не скотом, не выводом теляток,
Но кстати в рекруты торгуючи людьми…

В распределении между крестьянами рекрутской повинности господствовал точно такой же произвол, как и во всех других проявлениях крепостного быта. Лишь немногие помещики соблюдали подворную очередность при отдаче людей в рекруты, еще реже распределяли очередь только среди многолюдных крестьянских дворов, а те между собой - по числу в них годных к службе мужчин, от большего к меньшему.

Повсеместно дворяне пользовались своей неограниченной властью над крепостными людьми, не соблюдая никаких правил, нарушая очереди, хотя бы и установленные сельским обществом - «мiром», преследуя только одну цель: соблюдение своей материальной выгоды или прочих интересов.

Нередко целые деревни и села покупались исключительно для того, чтобы все мужское население продать из них в рекруты. Не слишком разборчивые в средствах для обогащения торговцы людьми делали на таких операциях целые состояния. Для других помещиков сдача крепостных в рекруты была удобной возможностью избавиться от неугодных. Подобные образцы эгоистического, бытового «тиранства» встречались едва ли не чаще примеров охоты за коммерческой прибылью. Мардарий Апполоныч Стегунов, из тургеневских «Записок охотника», с нескрываемым раздражением говорит про своих «опальных мужиков»: «Особенно там две семьи; еще батюшка покойный, дай Бог ему царство небесное, их не жаловал, больно не жаловал… Я, признаться вам откровенно, из тех-то двух семей и без очереди в солдаты отдавал, и так рассовывал - кой-куды; да не переводятся, что будешь делать?..».

Солдатская служба была тяжелой. Срок службы в императорской армии составлял 25 лет. В XIX веке он постепенно сокращался, но все равно был очень долог. А если оставить в стороне перекочевавшие в школьные хрестоматии старинные анекдоты о заботливых «отцах-командирах», то настоящий быт рядовых русских «чудо-богатырей», с выбритыми на рекрутских станциях лбами, окажется чрезвычайно мрачным.

Учитывая жесткое разделение низших и высших военных чинов по сословному принципу, а также известную особенность армейской среды сохранять и усиливать существующие в гражданском обществе социальные пороки, очевидно, что отношения «офицер-рядовой» строились во многом по принципу «помещик-крепостной». Отец знаменитого в истории русской Гражданской войны генерала П.Н. Врангеля, барон Н.Е. Врангель, чье детство пришлось на годы перед отменой крепостного права, вспоминал о военных порядках эпохи императора Николая I: «Кнутом и плетьми били на торговых площадях, "через зеленую улицу", т. е. "шпицрутенами", палками "гоняли" на плацах и манежах. И ударов давалось до двенадцати тысяч…» При предшественниках Николая на плети и розги для солдатских спин не скупились тем более.

Отдача в солдаты была одним из самых распространенных и, одновременно, жестоких способов наказания для крепостных. Но некоторым из них, особенно дворовым, она казалась все же предпочтительнее службы в господском доме. Радищев приводит пример такого новобранца, выглядевшего бодрым и даже веселым среди толпы согнанных из окрестных сел рекрутов и рыдающей родни: «Узнав из речей его, что он господский был человек, любопытствовал от него узнать причину необыкновенного удовольствия. На вопрос мой о сем он ответствовал:

Если бы, государь мой, с одной стороны поставлена была виселица, а с другой глубокая река и, стоя между двух гибелей, неминуемо бы должно было идти направо или налево, в петлю или в воду, что избрали бы вы?.. Я думаю, да и всякий другой избрал бы броситься в реку, в надежде, что, преплыв на другой брег, опасность уже минется. Никто не согласился бы испытать, тверда ли петля, своею шеею. Таков мой был случай. Трудна солдатская жизнь, но лучше петли. Хорошо бы и то, когда бы тем и конец был, но умирать томною смертию, под батожьем, под кошками, в кандалах, в погребе, нагу, босу, алчущу, жаждущу, при всегдашнем поругании; государь мой, хотя холопей считаете вы своим имением, нередко хуже скотов, но, к несчастию их горчайшему, они чувствительности не лишены».

Формально, по существовавшим законам, на военную службу могли быть призваны представители всех податных сословий. Закон разрешал откупаться от рекрутской обязанности только купцам, но службы в армии часто избегали и мещане, и государственные крестьяне. Поступали так: у помещика выкупали крепостного, получив себе на руки вольную грамоту на него, приписывали к своей волости и после этого, решением «Mipa», сдавали в солдаты. Другим способом избежать рекрутчины было выставить за себя «охотника», тоже из крепостных людей. Но «охотник» или доброволец должен был быть вольным человеком. Поэтому помещик, получая за него от покупателя деньги, подписывал отпускной лист, который выдавал на руки покупателю, тайно от «охотника». Когда обманутого таким образом «добровольца» приводили в рекрутское присутствие, ему умышленно не сообщали о том, что он теперь свободен и вправе отказаться от поступления в солдаты, хотя правила требовали от чиновников оглашения этого обстоятельства.

Схемы таких «операций» были отработаны до мелочей и повторялись по всей стране при каждом рекрутском наборе. Д. Свербеев, автор любопытных мемуаров, писал, что, к его огорчению, подобными махинациями не брезговали господа, известные и богатством, и гуманностью, и образованностью: «Все подробности таких проделок узнал я от одного из торгующих людьми господ, можайского помещика князя Крапоткина, который при мне на дому у председателя можайского рекрутского присутствия просил его и тут же меня принять охотником проданного им человека одному волостному голове государственных крестьян. Председатель изъявил свое полное на то согласие, я тоже согласился, но имел глупость предупредить тут же князя, что я потребую отпускную, отдам ее охотнику в руки и прибавлю, что он может теперь идти или не идти в рекруты. - Помилуйте, вы так все мое дело испортите, - отвечал с раздражением князь, и рекрут-охотник представлен к нам не был, его свезли в Москву, в губернское присутствие, где без дальнейших объяснений его и приняли».

Если немногим невольникам, стремившимся вырваться на свободу любым способом, служба в армии могла казаться привлекательной, то для абсолютного большинства крестьян она была часто действительно страшнее смерти. В любом случае предстоящие 25 лет солдатчины означали для рекрута конец прежней жизни, обрыв всех личных связей.

Дворяне часто отдавали в солдаты семейных крестьян, разлучая их с женой и детьми. Причем закон оставлял рожденных до ухода отца в армию в собственности помещика, а их мать-солдатка, как называли жену новобранца, становилась свободной от господина. Но такая норма выглядела скорее издевательством. Солдатка, даже овдовев, чаще всего не имела возможности воспользоваться своей свободой. Весь образ жизни, маленькие дети, отсутствие минимальных материальных средств для начала новой жизни удерживали ее на прежнем месте. Но там положение женщины, оставшейся без поддержки мужа в доме свекра, становилось еще тяжелее, чем прежде. Она выполняла самые трудные работы, терпела побои и брань, и, по грустному свидетельству очевидца, «слезами и кровью омывала каждый кусок хлеба».

Народ к службе в императорской армии относился не лучше, чем к каторге, но и власть отправляла на службу новобранцев, как каторжных преступников. По отзыву М. Салтыкова-Щедрина, «обряд отсылки строптивых рабов в рекрутское присутствие совершался самым коварным образом. За намеченным субъектом потихоньку следили, чтоб он не бежал или не повредил себе чего-нибудь, а затем в условленный момент внезапно со всех сторон окружали его, набивали на ноги колодки и сдавали с рук на руки отдатчику».

Будущего «защитника отечества», надев на него ручные и ножные кандалы, запирали в сарае или в бане до отправки в военное присутствие. Делалось это для того, чтобы предотвратить побег, и подобные предосторожности были не лишними. Люди, обреченные на 25 лет военной каторги, делали все возможное для того, чтобы спастись. Бежали при всяком удобном случае - из-под стражи, или позже, несмотря на забритый лоб. Часто крестьяне, назначенные в рекруты, калечили себя, чтобы их признали негодными к военной службе. На этот случай законодательство предусмотрело карательные меры: тех, кто после нанесения себе увечий, сохранял способность обращаться с оружием, предписывалось наказывать шпицрутенами, прогнав сквозь строй из 500 человек три раза, и после излечения забирать в армию. Тех же, кто остался после членовредительства негодным к строевой службе, ссылали на пожизненные каторжные работы.

Писательница Елизавета Водовозова, в детстве ставшая свидетельницей сдачи в рекруты одного из крепостных крестьян, принадлежавших ее матери, оставила описание этой сцены, запомнившейся ей на всю жизнь: «В эту ночь сторожа не могли задремать ни на минуту: несмотря на то что вновь назначенный в рекруты был в кандалах, они опасались, что он как-нибудь исчезнет с помощью своей родни. Да и возможно ли было им заснуть, когда вокруг избы, в которой стерегли несчастного, все время раздавались вой, плач, рыдания, причитания… Тот, кто имел несчастье хотя раз в жизни услышать эти раздирающие душу вопли, никогда не забывал их…

Чуть-чуть светало. Я пошла туда, откуда раздавались голоса, которые и привели меня к бане, вплотную окруженной народом. Из единственного ее маленького окошечка по временам ярко вспыхивал огонь лучины и освещал то кого-нибудь из сидевших в бане, то одну, то другую группу снаружи. В одной из них стояло несколько крестьян, в другой на земле сидели молодые девушки, сестры рекрута; они выли и причитали: "Братец наш милый, на кого ты нас покинул, горемычных сиротинушек?.." В сторонке сидело двое стариков: мужик и баба - родители рекрута. Старик вглядывался в окно бани и сокрушенно покачивал головой, а по лицу его жены и по ее плечам капала вода: ее только что обливали, чтобы привести в чувство. Она не двигалась, точно вся застыла в неподвижной позе, глаза ее смотрели вперед как-то тупо, как может смотреть человек, уставший от страдания, выплакавший все свои слезы, потерявший в жизни всякую надежду. А подле нее молодая жена будущего солдата отчаянно убивалась: с растрепавшимися волосами, с лицом, распухшим от слез, она то кидалась с рыданием на землю, то ломала руки, то вскакивала на ноги и бросалась к двери бани. После долгих просьб впустить ее дверь наконец отворилась, и в ней показался староста Лука: "Что ж, молодка, ходи… на последях… Пущай и старики к сыну идут!.."

Эта ужасающая сцена отдачи в рекруты много лет приходила мне на память, нередко смущала мой покой, заставляла меня ломать голову и расспрашивать у многих, кто же виновен в том, что у матери отнимают сына, у жены - мужа и отвозят в "чужедальную сторонушку"?».

Еще в 1764 году монастырям запретили владеть населенными имениями, отписав в казну более миллиона крестьян. Они получили, название «экономических» и на деле ничем не отличались от крестьян казенных, или государственных, чья жизнь все-таки была намного легче, чем у принадлежавших помещикам.

Однако с самого момента их изъятия из ведения церковных вотчинников дворянами предпринимались попытки получить этих людей в свое распоряжение. Кажется, престарелая Екатерина уже готова была выполнить настойчивые просьбы душевладельцев и одарить их сотнями тысяч новых невольников, но этому помешала смерть императрицы.

Вступление на престол Александра I сопровождалось слухами о том, что новый самодержец, сторонник либеральных идей и противник рабства, поклялся не отдавать больше людей в собственность другим людям. Действительно, в правление этого императора новые пожалования «душами», на которые так были щедры его предшественники, были прекращены, и отныне крепостное состояние лица могло возникать только по рождению от крепостных родителей. Вольные крестьяне, экономические и казенные, благословляли великодушного государя, избавившего их от вечного страха в любой момент, по одному росчерку монаршего пера, потерять все личные и имущественные права, и самим превратиться в частную собственность какого-нибудь помещика. Казалось, теперь они могли уверенно смотреть в будущее и не бояться за участь своих детей.

Но скоро они убедились, что государственное рабство может быть ничуть не легче дворянского, и что их «свободное состояние» - лишь иллюзия, которую очень легко разбить.

Во многом именно привычка видеть в крестьянах, вне зависимости от того, принадлежат они казне или помещику, не живых людей, а только безликую рабочую силу, обязанную выполнять любую прихоть господина, сделала возможным практическое воплощение идеи создания так называемых военных поселений.

Как сократить расходы на армию, не сокращая ее численно? - ответ на этот извечный вопрос представился российскому самодержцу очевидным: нужно было отказаться от устаревшего принципа содержания армии на государственный счет и просто заставить солдат обеспечивать самих себя. А их детей записывать в солдаты. И тогда получалась армия, которая сама себя воспроизводит и кормит.

Идея показалась Александру настолько блестящей и эффективной, что он не желал слушать никаких предостережений. На все возражения достойный сын Павла I отвечал, что ради осуществления своего плана он готов устлать трупами дорогу «от Петербурга до Чудова» на сто верст, до границы первого военного поселения. По поводу такого свирепого намерения современник императора заметил: «Александр, в Европе покровитель и почти корифей либералов, в России был не только жестоким, но что хуже того - бессмысленным деспотом».

Как ни велик был страх перед рекрутской повинностью, но действительность военных поселений оказалась еще тяжелее. По желанию императора сотни тысяч крестьян в одно мгновение были обращены в солдат, а их дома обрели вид казармы. Взрослых семейных мужиков заставляли сбривать бороды, менять привычную им традиционную русскую одежду на военный мундир. Быт поселенцев также устроен был по образцу казармы - строго регламентированное время пробуждения и отхода ко сну, регулярные строевые занятия на плацу, обучение ружейным приемам и проч. Из отведенных под военные поселения местностей зачислению на службу подлежали все лица мужского пола от 18 до 45 лет, а их дети с возраста от 7 и до 18 лет проходили обучение в группах кантонистов, откуда также поступали в строй. Уволенные «в запас» не имели возможности заняться устройством своего быта, а должны были выполнять вспомогательные работы в поселении.

Строевая служба не только не освобождала военных поселян от сельских работ, но вменялась им в обязанность-именно в этом и была основная задумка императора. Не менее половины урожая «строевой» крестьянин должен был сдавать в полковое хранилище. Но оставшаяся часть произведенного также шла во многом на казенные нужды. Обыкновенно в каждый крестьянский двор подселялось еще по двое-трое переведенных из регулярной армии солдат, которых военный поселянин должен был кормить, а они, по замыслу правительства, - помогать ему в ведении хозяйства.

Сомнительная польза от насильственного подселения непривычных к сельскому труду холостых солдат в крестьянскую семью, в которой было немало женщин, была очевидна всем, кроме императора и его ближайшего помощника в этом деле, графа А. Аракчеева. В результате и урожаи, и боевая подготовка, и состояние нравственности в военных поселениях были неудовлетворительными. Среди офицеров, а отправляли в такие поселения далеко не лучших, обычным делом было воровство крестьянского и казенного имущества, грубость. «Экзекуции», всевозможные телесные наказания над измученными крестьянами производились едва ли не ежедневно.

Доведенные до полного отчаяния люди обращались к императору, моля его взглянуть своим «человеколюбивым оком» на их нужду. Ответа от императора не приходило, и тогда поселенцы начинали бунтовать. В этих случаях императорское правительство реагировало немедленно и жестко.

Как поступала власть с возмутившимися против своей участи крестьянами, можно себе представить из записок декабриста Дмитрия Якушкина: «Казенные крестьяне тех волостей, которые были назначены под первые военные поселения, возмутились. Граф Аракчеев привел против них кавалерию и артиллерию; по ним стреляли, их рубили, многих прогнали сквозь строй, и бедные люди должны были покориться. После чего объявлено крестьянам, что домы и имущество более им не принадлежат, что все они поступают в солдаты, дети их в кантонисты, что они будут исполнять некоторые обязанности по службе и вместе с тем работать в поле, но не для себя собственно, а в пользу своего полка, к которому будут приписаны. Им тотчас же обрили бороды, надели военные шинели и расписали по ротам…».

Примечания:

Десятина - 1,0925 га.

Опекунский совет - основанное в 1763 г. государственное учреждение, ведавшее делами некоторых организаций, в том числе Ссудной кассы, из которой выдавались денежные средства под залог недвижимости.

Таковым урядникам - то есть крестьянам, жившим согласно установленному порядку.

Т.е. искажает, лжет.

Казненных.

Жуково - усадьба Д. Якушкина в Смоленской губернии.

Водовозова Е.Н. (1844–1923) - писательница, мемуаристка. Автор книги воспоминаний «На заре жизни».

13. Права и обязанности крестьян после реформы 1861 г. (КРАТКО)

Наиболее тяжкие сословные ограничения были ликвидированы. По Общему положению, крестьяне стали иметь «права свободных сельских обывателей, как личные, так и по имуществу».

Крестьяне получили право:

Вступать в брак без разрешения помещика,

Заключать сделки, принимать обязательства,

Обращаться в суд,

Быть свидетелями и поручителями.

В Общем положении были закреплены такие права крестьян, как право:

Открывать и содержать фабрики и другие промышленные предприятия,

Свободно заниматься ремеслом, торговлей.

Следует отметить, что это положение давало возможность выделившейся верхушке крестьянства – кулачеству принимать участи в развитии капиталистических отношений в России.

Общее положение наделяло крестьян довольно полной правоспособностью: крестьяне имели право:

Приобретать в собственность движимое и недвижимое имущество, могли отчуждать его, передавать по наследству и т.д.

Следует подчеркнуть, что права «свободных сельских обывателей» крестьяне получили не сразу и не в полной мере.

В течение первых двух лет после отмены крепостного права крестьяне еще оставались в значительной зависимости от своих прежних владельцев, продолжая отбывать в пользу помещика прежние повинности.

Помещики сразу же со дня обнародования Положений теряли права продажи крестьян, отдачи их в услужение или на другие работы и право переселения крестьян и отдачи их в исправительные учреждения.

Временно обязанные крестьяне

После подписания уставной грамоты и получения вслед за этим земельного надела между помещиком крестьянами возникали обязательные поземельные отношения. Помещики сохраняли право собственности на всю прежнюю землю. Крестьяне же за полученные по реформе в использование земельные наделы отбывали барщинную или оброчную повинность. Эти крестьяне назывались временно обязанными и, по сути, оставались зависимы от помещика. Только после заключения выкупной сделки или выкупа земли (а это они могли сделать только с разрешения помещика) они переходили в разряд крестьян собственников и переставали отбывать феодальную повинность.

По отношению к временно обязанным крестьянам помещик имел и другие права. Так, гл. 6 Общего положения сохраняла за помещиками права вотчинной полиции: право надзора «за охранением общественного порядка и общественной безопасности».

Кроме того, помещик получал право контроля, надзора за органами крестьянского самоуправления, учрежденными по реформе сельскими и волостными сходами. Помещик имел право требовать смены сельских старост и других лиц сельской администрации; сельский староста обязан был безотлагательно выполнять требования помещика по целому ряду вопросов; помещик имел право требовать отмены мирского приговора и созыва сельского схода и т.д.

Крестьяне-собственники

После выкупа земельных наделов (либо после заключения выкупной сделки) крестьяне переходили в разряд крестьян-собственников. Сроки перехода крестьян на выкуп не были определены Положениями и зависимы от воли крестьян перевод из состояния временно обязанных затянулся на многие годы и десятилетия. В 1870 году количество временно обязанных крестьян составляло 32,54 %.

В 1881 году царское правительство задало закон об обязательном переводе крестьян на выкуп и о прекращении временно обязанного состояния с 1 января 1883 года.

В течение первых 9 лет после объявления реформы крестьяне-собственники не имели права продавать свои земельные наделы, уставные грамоты заключались не с отдельными, а с сельским обществом – миром. Мир отвечал круговой порукой за все платежи, подати и повинности, отбываемых крестьянами.

Крестьянин не имел права свободно уйти из сельского общества. Глава 5 Общего положения дает подробный перечень многочисленных условий выхода из мира.

Реформа 1861 года затронула всех крестьян. В отношении дворовых крестьян было издано специальное положение, по которому они освобождались без земли и без выкупа. Однако и в отношении дворовых крестьян принцип постепенности освобождения от крепостной зависимости был сохранен.

Положение о дворовых крестьянах устанавливало, что названные крестьяне должны были в течении двух лет работать на помещика и только после этого они могли получить освобождение без земли и без выкупа.

Были приняты специальные дополнительные правила об устройстве крестьян без земли в случае, если этой земли у них мало. Они также имели право крестьян такими земельными наделами, размеры которых были меньше душевой нормы.

Специальные дополнительные правила были установлены в отношении посессионных и крепостных рабочих. На них также распространялось Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, однако имелись некоторые особенности.

Крепостные и посессионные рабочие, как правило, не наделялись землей. Крепостные рабочие получали усадьбу и полевой надел только в том случае, если они пользовались ими до реформы. Такие же права были и у мастеровых и посессионных рабочих. Почти одновременно с помещичьими крестьянами были освобождены от крепостной зависимости удельные и государственные крестьяне. Удельные крестьяне были освобождены в 1863 году с наделом несколько большим, чем надел помещичьих крестьян, однако у них отрезали часть земли. Удельные крестьяне были переведены на выкуп сразу. Государственные крестьяне также были освобождены от крепостной зависимости с земельными наделом, причем государственным крестьянам, как правило, сохранялся тот земельный надел, которым они пользовались ранее.

По специальному указу 1863 года для крестьян западных губерний Украины и Белоруссии прекращалось состояние временно обязанных. Они были переведены в разряд крестьян-собственников, земельные нормы для них были увеличены.

В 1863 году в связи с вспыхнувшим в Польше восстанием царское правительство вынуждено было провести в Польше аграрную реформу на лучших для крестьян условиях, нежели в русских губерниях.

В 1864 году царское правительство издало именной указ об устройстве крестьян Царства Польского. Согласно Указу крестьяне получили в собственность землю без выкупа, за ними были сохранены те земельные наделы, которыми они пользовались ранее. Крестьяне освобождались от повинностей, которые они несли в пользу помещика. Однако вместо выкупного платежа на плечи польского крестьянства тяжелым бременем лег так называемый поземельный налог, большой по размеру и очень тяжелый для польского крестьянства.

ИЛИ (что больно):

19 февраля 1861 г. Александр II утвердил Положения об отмене крепостного права и издал в связи с этим Манифест об освобождении крестьян от крепостной зависимости. Кроме Манифеста, были изданы: Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости; Положение об устройстве дворовых людей; Положение о выкупе; Положение о губернских и уездных по крестьянским делам учреждениях; четыре местных положения о поземельном устройстве крестьян в различных губерниях России; Правила о порядке приведения в действие Положений о крестьянах.

Особые Дополнительные правила были приняты в отношении устройства крестьян мелкопоместных владельцев, посессионных крестьян и крепостных рабочих. В 1863 г. было утверждено Положение о крестьянах, водворенных на землях имений государевых, дворцовых и удельных. В связи с реформой в отношении государственных крестьян в 1866 г. бьш принят закон "О поземельном устройстве государственных крестьян в 36 губерниях".

Путем издания ряда специальных актов было проведено освобождение крестьян от крепостной зависимости в национальных районах страны. Подготовка крестьянской реформы, начавшаяся в 1857 г., полностью была в руках дворянства, что, естественно, отразилось в ее документах.

Правовое положение крестьян . Наиболее тяжкие сословные ограничения были ликвидированы. По Общему положению, крестьяне стали иметь "права свободных сельских обывателей, как личные, так и по имуществу" (ст. 2). Крестьяне получили право вступать в брак без разрешения помещика, заключать сделки, принимать обязательства, обращаться в суд, быть свидетелями и поручителями (ст. 21-24). В Общем положении были закреплены такие права крестьян, как право открывать и содержать фабрики и другие промышленные предприятия, свободно заниматься ремеслом и торговлей. Следует отметить, что это положение давало возможность выделившейся верхушке крестьянства - кулачеству принимать участие в развитии капиталистических отношений в России.

Общее положение наделяло крестьян довольно полной право способностью: крестьяне имели право приобретать в собственность движимое и недвижимое имущество, могли отчуждать его, передавать по наследству и т. д.

Следует подчеркнуть, что права "свободных сельских обывателей" крестьяне получили не сразу и не в полной мере. В течение первых двух лет после отмены крепостного права крестьяне еще оставались в значительной зависимости от своих прежних владельцев, продолжая отбывать в пользу помещика прежние повинности.

Помещики сразу же со дня обнародования Положений теряли право продажи крестьян, отдачи их в услужение или на другие работы и право " Общее положение (ст. 7) устанавливало двухлетний срок для составления так называемых уставных грамот-документов, определявших поземельные отношения между помещиками и крестьянами, переселения крестьян и отдачи их в исправительные учреждения (с этого же документа).

Временнообязанные крестьяне. После подписания уставной грамоты и получения вслед за этим земельного надела между помещиком и крестьянами возникали обязательные поземельные отношения. Помещик сохранял право собственности на всю прежнюю землю. Крестьяне же за полученные по реформе в пользование земельные наделы отбывали барщинную или оброчную повинность. Эти крестьяне назывались временнообязанными (ст. 15 Общего положения) и, по сути, оставались зависимыми от помещика. Только после заключения выкупной сделки или выкупа земли (а это они могли сделать только с разрешения помещика) они переходили в разряд крестьян-собственников и переставали отбывать феодальные повинности.

По отношению к временно обязанным крестьянам помещик имел идругие права. Так, гл. VI Общего положения сохраняла за помещикамиправа вотчинной полиции: право надзора "за охранением общественногопорядка и общественной безопасности".

Кроме того, помещик получал право контроля, надзора за органамикрестьянского самоуправления, учрежденными по реформе сельскимистаростами и волостными старшинами, сельскими и волостными сходами. Помещик имел право требовать смены сельских старост и другихлиц сельской администрации; сельский староста обязан был безотлагательно выполнять требования помещика по целому ряду вопросов; помещик имел право требовать отмены мирского приговора и созывасельского схода и т. д.Крестьяне-собственники. После выкупа земельных наделов (либопосле заключения выкупной сделки) крестьяне переходили в разрядкрестьян-собственников. Сроки перевода крестьян на выкуп не былиопределены Положениями и зависели от воли помещика. Поэтому длямногих помещичьих крестьян перевод из состояния временнообязанныхзатянулся на многие годы и десятилетия. В 1870 г. количество временнообязанных крестьян составляло 32,54%.

В 1881 г. царское правительство издало закон об обязательном переводе крестьян на выкуп и о прекращении временнообязанного состояния с 1 января 1883 г.В течение первых 9 лет после объявления реформы крестьянесобственники не имели права продавать свои земельные наделы.

Уставные грамоты заключались не с отдельными крестьянами, а ссельским обществом - миром1. Мир отвечал круговой порукой за всеплатежи, подати и повинности, отбываемые крестьянами.Крестьянин не имел права свободно уйти из сельского общества.

Глава V Общего положения дает подробный перечень многочисленныхусловий выхода из мира.Органы крестьянского управления. Согласно Положениям, в селахдля бывших помещичьих крестьян создавались органы крестьянскогосамоуправления. Все крестьяне-домохозяева сельского общества составляли сельский сход - низшее звено системы органов крестьянскогоуправления.

Сельский сход избирал сельского старосту и других должностныхлиц. Кроме того, ведению сельского схода подлежали вопросы о порядке и своевременности отбывания различного рода повинностей, увольнения членов общества и приеме в него, о пользовании землей, взыскании недоимок и др.

Сельские органы подчинялись волостному управлению, земской полиции и органам администрации.

Несколько сел объединялись в волость, где создавались волостнойсход во главе с волостным старшиной, волостиое управление и сословный крестьянский волостной суд.

Волостной сход решал хозяйственные и финансовые вопросы, ведалраскладкой сборов и повинностей.

Создание сословного крестьянского суда ярко свидетельствует о сохранении значительных элементов феодального строя. Волостной судимел право разбирать имущественные споры между крестьянами (до 100руб.) и судить крестьян за мелкие преступления, совершенные в отношении крестьян же.

В качестве наказания волостной суд мог приговаривать к общественным работам на срок до 6 дней, аресту до 7 дней, штрафу до 3руб. и телесным наказаниям до 20 ударов розгами.

Согласно Положениям для реализации крестьянской реформы и дляконтроля над органами сельского управления были созданы специальные учреждения, ведавшие крестьянскими вопросами: мировые посредники, уездные мировые съезды из мировых посредников и губернскиеприсутствия по крестьянским делам.

Мировые посредники назначались из наиболее родовитых и богатыхпомещиков данной местности. Они намечались уездным дворянскимсобранием, представлялись губернатором и утверждались Сенатом.

Мировым посредникам поручалось наблюдение за органами крестьянского управления. Так, органы сельского и волостного самоуправления обязаны были беспрекословно исполнять все требования мировыхпосредников. Волостной старшина в своей должности утверждался мировым посредником.

Порядок наделения крестьян землей. Согласно реформе помещикисохраняли право собственности на всю землю, однако они были обязаныпредоставить крестьянам так называемую усадебную "оседлость", т.е.землю для дома с приусадебным участком, которую крестьяне имелиправо выкупить, а также полевой надел, выкуп которого мог быть осуществлен лишь с согласия помещика.

Наделение крестьян землей производилось по ревизским душам.Женщины землей не наделялись. Крестьяне были обязаны взять предоставленный им надел. Только по истечении 9 лет крестьяне имели правоот него отказаться.

Местные положения устанавливали размеры душевых наделов в зависимости от конкретных условий, имевшихся в различных губерниях.Обычно определялись максимальный (высший) и минимальный (низший) размеры душевого надела.

Установленные положениями нормы душевых наделов были, какправило, меньше того количества земли, которым крестьяне пользовались до реформы. Помещики имели право "отрезать" часть земли открестьянского дореформенного надела, если этот надел был выше нормы.

Помещик имел также право уменьшить надел до 1/4 высшего надела,если крестьянин соглашался принять его без выкупа (так называемый"дарственный" надел). Этот надел получил у крестьян название"кошачьего" - настолько он был мал. Однако многие крестьяне вынуждены были воспользоваться этим положением реформы.

На 1 января 1881 г. число крестьян, получивших "дарственный" надел, достигло 461 тыс.В результате помещики "отрезали" у крестьян 20% прежних крестьянских наделов.Далее, помещики имели право переносить крестьянские наделы надругие места и широко пользовались этим правом для того, чтобы лучшие земли оставить за собой, а крестьянам дать менее удобные, малопригодные для обработки земли.

Кроме того, помещики имели право требовать обмена невыкупленных крестьянами наделов, если там обнаруживались полезные ископаемые или если эта земля оказывалась им нужной для каких-либо хозяйственных целей (гл. 2 Местного положения для великороссийских, новороссийских и белорусских губерний). Лес, как правило, крестьяне пореформе не получали.

формы крестьянского землевладения.

Царское правительство, готовя крестьянскую реформу, решило сохранить общинное землепользование.

Община была сохранена во всех губерниях, где она существовала дореформы. Причем выход из общины был чрезвычайно затруднен, почтиневозможен. Таким образом, пребывание в общине носило фактическипринудительный характер. Земля находилась в пользовании, а затем всобственности всего крестьянского общества и периодически делиласьмежду крестьянскими дворами.

Сохранение общины давало возможность царскому правительству ипомещикам взимать с крестьян государственные подати и обеспечиватьотбывание повинностей в пользу помещика. Община отвечала за каждого своего члена круговой порукой, привязывала крестьян к земле. Следует подчеркнуть, что крестьяне получили, по сути, нищенские земельные наделы, владея которыми нельзя было прокормиться. К тому жекрестьянин фактически не мог распоряжаться своим наделом. В результате помещики сохранили в своих деревнях дешевую рабочую силу.

Крестьяне вынуждены были брать землю в аренду на кабальных условиях.Сохранение общины явилось, безусловно, феодально-крепостническим пережитком, тормозившим развитие капиталистических отношений в России.

Кроме общинного землевладения, реформа установила (для тех губерний, где и до реформы не было общины) подворно-участковый наследственный принцип владения землей. Этот принцип больше отвечалинтересам капиталистического развития, так как давал крестьянинубольшую возможность распоряжаться земельными наделами.Выкуп земельных наделов. Земельные наделы давались крестьянамза выкуп. Крестьянин имел право выкупить свою усадьбу. Выкупить жеполевой надел он мог только с согласия помещика или даже по одностороннему его требованию. Вопрос о размере выкупа, об организациивыкупной операции решался в специальном положении о выкупе. Сумма выкупа определялась путем капитализации годового оброка. Оброк,который помещик получал от своего крестьянина, принимался за постоянный доход, составлявший 6% капитала.

Крестьянин не мог в большинстве случаев заплатить выкуп. Поэтомуцарское правительство, учитывая стремление помещиков получить деньги сразу, решило выплатить им всю выкупную сумму. С этой цельюбыла организована так называемая выкупная операция, направленная,как это утверждало царское правительство, "на содействие крестьянам вприобретении земли в собственность".

В чем заключалась эта выкупная операция?

Помещику причиталось 75% (если крестьяне получали неполный надел) или 80% (если надел был полный) выкупной суммы из государственной казны деньгами или ценными бумагами. Остальные 20-25% крестьянин должен был внести помещику сам. Сумму, полученную помещиком из царской казны, крестьянин должен был погашать в течение49 лет по 6% ежегодно.

Таким образом, выкупная операция, с одной стороны, удовлетворялаинтересы помещиков, ибо помещики сразу получали все причитавшиесяим деньги и могли эти деньги пустить в оборот. С другой стороны, государственная казна также имела выгоду, ибо получала большие проценты.

С помощью выкупной операции крестьяне заплатили за землю в несколько раз больше, чем она стоила на рынке в это время. Рыночнаястоимость всей выкупленной крестьянами земли составила 543 млн.руб., а крестьяне заплатили за наделы свыше 2 млрд. золотом.Выкупные платежи тяжким бременем лежали на плечах крестьянства в течение почти полувека. Крестьяне в ряде случаев не могливовремя выплатить государству причитающиеся проценты за ссуду.

Вместе с долгом росла и зависимость крестьян от помещика.Таким образом, в результате реформы помещики не только сохранили за собой огромные поместья и дешевую рабочую силу, но и обеспечили на долгое время доход, который они получали от крепостных крестьян до реформы.

Условия освобождения других категорий крестьян от крепостнойзависимости. Реформа 1861 г. затронула всех крестьян. В отношениидворовых, крестьян было издано специальное положение, по которомуони освобождались без земли и без выкупа. Однако и в отношении дворовых крестьян принцип постепенности освобождения от крепостнойзависимости был сохранен.Положение о дворовых крестьянах устанавливало, что названныекрестьяне должны были в течение двух лет работать на помещика итолько после этого они могли получить освобождение без земли и безвыкупа.

Были приняты специальные дополнительные правила об устройствекрестьян мелкопоместных помещиков, по которым последние имелиправо освобождать крестьян без земли в случае, если этой земли у нихбыло мало. Они также имели право наделять крестьян такими земельными наделами, размеры которых были меньше душевой нормы.

Специальные дополнительные правила были установлены в отношении посессионных и крепостных рабочих. На них также распространялось Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, однако имелись и некоторые особенности.Крепостные и посессионные рабочие, как правило, не наделялисьземлей. Крепостные рабочие получали усадьбу и полевой надел тольков том случае, если они пользовались ими до реформы. Такие же правабыли и у мастеровых и посессионных рабочих.

Почти одновременно с помещичьими крестьянами были освобождены от крепостной зависимости удельные и государственные крестьяне.Удельные крестьяне были освобождены в 1863 г. с наделом несколькобольшим, чем надел помещичьих крестьян, однако и у них отрезаличасть земли. Удельные крестьяне были переведены на выкуп сразу. Государственные крестьяне также были освобождены от крепостной зависимости с земельным наделом, причем государственным крестьянам,как правило, сохранялся тот земельный надел, которым они пользовались ранее.

По специальному Указу 1863 г. для крестьян западных губерний Украины и Белоруссии прекращалось состояние временнообязанных. Онибыли переведены в разряд крестьян-собственников, земельные наделыдля них были увеличены.

В 1863 г. в связи с вспыхнувшим в Польше восстанием царское правительство вынуждено было провести и в Польше аграрную реформу налучших для крестьян условиях, нежели в русских губерниях.В 1864 г. царское правительство издало именной Указ об устройствекрестьян Царства Польского. Согласно Указу, крестьяне получили всобственность землю без выкупа, за ними были сохранены те земельныенаделы, которыми они пользовались ранее. Крестьяне освобождались отповинностей, которые, они несли в пользу помещика. Однако вместовыкупного платежа на плечи польского крестьянства тяжелым бременемлег так называемый поземельный налог, большой по размеру и оченьтяжелый для польского крестьянина.

Реформа, проведенная царизмом, не могла полностью ликвидироватьпрежнюю систему общественно-экономических отношений, что способствовало неизбежно сохранению феодально-крепостнических пережитков в деревне.

Крестьяне в период реформы испытывали на себе давление как

помещичьего гнета, сохранившегося в результате реформы, так и гнета растущей буржуазии и кулачества. Широкое развитие в после реформенной России получили так называемые "отработки" и издольщина.

Однако, несмотря на все издержки, крестьянская реформа имелаогромное значение для развития капитализма в России: промышленность получила свободные наемные руки; в сельском хозяйстве устанавливались капиталистические отношения (в результате ликвидациисословного права дворян на землю последняя стала продаваться); быстрее стал развиваться внутренний рынок. В России строятся новые фабрики и заводы, развиваются рыночные отношения, увеличивается числопредпринимателей и рабочих, формируются новые классы.