Образовательный портал. Образование / Среднее образование и школа / Как лишают девственности в разных странах мира? Право первой ночи. Для чего нужно было право первой ночи

Как лишают девственности в разных странах мира? Право первой ночи. Для чего нужно было право первой ночи

29.04.2019

В европейских странах право землевладельцев и феодалов после заключения брака зависимых крестьян провести первую ночь с невестой, лишая её девственности . В некоторых случаях крестьянин имел право откупиться от этого уплатой особой подати.

Многие историки сегодня придерживаются мнения, что право первой ночи на практике почти не применялось.

Некоторые исследователи (Шмидт) совершенно отвергают существование такого обычая в качестве правомерного явления, но большинство приводит ряд фактов, свидетельствующих о несомненном существовании «права Первой ночи». Оно было распространено почти во всех странах Европы; пережитки его доходили до XIX века.

Относительно происхождения этого права существуют различные мнения. Некоторые, как Вольтер , видят в нём неизбежное следствие рабства: «человек, могущий распоряжаться другим человеком, как животным, имеющий власть над его жизнью, может столь же легко спать с его женой». Другие объясняют происхождение права Первой ночи тем, что крепостные могли жениться и выходить замуж не иначе, как с разрешения своего господина. Виллан , чтобы получить такое разрешение, должен был пойти на некоторые «уступки»; иные господа давали своё разрешение только под известного рода условиями, а из единичных случаев развился малу-помалу обычай, обратившийся в право.

Как ни справедливы такого рода объяснения для отдельных случаев, но факт существования права Первой ночи в различных странах и у различных народов указывает на более древнее происхождение этого обычая. Бахофен , Морган , Энгельс видят в праве Первой ночи остаток группового брака. В эпоху, когда уже начинала складываться парная семья, мужчины сохраняли ещё право на всех женщин своего племени. С постепенным развитием культуры круг людей, имеющих право на женщин, становится все меньше, осуществление этого права ограничивается и во времени, и, наконец, оно сводится к одной лишь брачной ночи, сначала для всех, потом только для главы семьи, для жреца, военачальника и для сеньора - в средние века. По данным, приводимым Фридрихом Энгельсом, у многих народов друзья и родственники жениха и невесты предъявляли свои исконные права на невесту в брачную ночь, и жених стоял только в конце этого ряда. Так было в древности у балеаров, у некоторых африканских племён; до сих пор этот обычай существует у бареа в Абиссинии . У других должностное лицо, представитель племени или рода - касик , шаман , жрец , князь - заступает место общественной группы и пользуется правом Первой ночи.

Появление обычая, вероятно, связано со страхом пролития крови при лишении девственности. Считалось, что данный акт связан с утратой большого количества маны , и оттого вредит обычному человеку. Именно поэтому приглашали колдуна или вождя.

Право Первой ночи как остаток группового брака в конце 19-го века существовало ещё у большинства жителей Аляски (Bankroft, «Nature Races», I, 181), у таху в Северной Мексике (ib., стр. 584) и у некоторых других народов.

Существование права Первой ночи подтверждается многими обычаями и обрядами, надолго удержавшимися в народе. Уже тот факт, что у многих народов старший сын был лишаем наследства (переходившего к младшим), указывает на то, что его не считали принадлежащим к семье.

«Jungferzins» (подать девственности), сохранившаяся до самых последних дней господства феодализма, самим своим названием свидетельствует, что она явилась прямым продолжением jus primae noctis. Знаменателен также обряд, по которому господин в день свадьбы своих крепостных после венчания должен был перешагнуть через брачную кровать или поставить на неё свою ногу. К этому символическому подтверждению права на Первую брачную ночь относится характерный указ 1486 года , изданный Фердинандом Католиком и подтверждающий сам факт существования jus primae noctis; «мы полагаем и объявляем, - гласит указ, - что господа (сеньоры) не могут также, когда крестьянин женится, спать Первую ночь с его женой и в знак своего господства в брачную ночь, когда невеста легла в кровать, шагать через кровать и через упомянутую женщину; не могут также господа пользоваться против воли дочерью или сыном крестьянина, за плату или без платы» (цитировано в каталонском оригинале у Зугенхайма: Sugenheim, «Geschichte der Aufhebung der Leibeigenschaft», СПб., 1861, стр. 35).

Когда вышло из употребления право Первой ночи - сказать трудно, так как не во всех странах оно удержалось одинаково долго. Во Франции, этой классической стране феодализма, ещё в 1789 году были единичные случаи пользования этим правом - правда, случаи, окончившиеся печально для феодалов. В пьесе Бомарше «Женитьба Фигаро » (), действие которой происходит в современной автору Испании, граф Альмавива особым постановлением отказывается в честь своей юной невесты от этого права относительно своих подданных.

Указание на существование права Первой ночи в России исследователи (Шлецер , Эверс , Татищев , Елагин) видят в рассказе летописи о замене княгиней Ольгой «княжьего» чёрной куной. Обычай давать выкуп помещику перед свадьбой удержался до отмены крепостного права; подать эта известна была под названием «выводной куницы». Во всяком случае насилие со стороны помещика над новобрачными из крепостных в последние столетия были фактом, а не правом. Князь Васильчиков в своей книге «Землевладение и земледелие» удостоверяет, что в бытность предводителем дворянства ему не раз случалось встречаться с фактами подобного насилия помещиков над крестьянками. В 1855 году , за 6 лет до отмены крепостного права, тайный советник Кшадовский был судим и присужден к денежному штрафу за пользование правом Первой ночи.

Современным отголоском "права первой ночи" в России можно также считать то, что многие свадьбы включают (уже снова почти традиционный) обряд "выкупа невесты", который, впрочем, не имеет ничего общего со средневековыми обычаями, а служит, как бы, их возместителем, требующим от жениха компенсации отнюдь не денежной, а исключительно в виде демонстрации своей сообразительности и остроумия. Впрочем, отсутствие этих качеств не налагает на жениха практически никаких обязательств.

Я уныло рассматривала свое отражение в зеркале. На моем лице не было ни малейших следов радости, что пристало испытывать девице, которая вот-вот должна выйти замуж.
Рыжая грива, несмотря на все попытки тетки Марты уложить ее в некое подобие прически, топорщилась во все стороны и ниспадала тугими локонами до середины спины. Не по-эрлайски бледную кожу лица украшала россыпь мелких веснушек. Само лицо худое, костлявое. Вздернутый нос, упрямый подбородок. Темные брови, изумрудно-зеленые глаза… По меркам благословленной Эрлии, меня никак нельзя было назвать красавицей.
На худосочном теле расшитое свадебное платье, доставшееся от Фарлины, — сестры моего будущего мужа, висело мешком. И в росте и в комплекции я первой красавице деревни значительно уступала. Подол укоротили, а вот перешивать платье для меня никто не стал. Покроем свадебный наряд напоминал тунику, так что проблему решили просто — на моей талии потуже затянули кушак. Правда, перед этим бабка жениха не упустила возможности в очередной раз уколоть меня и громко посоветовала:
— Девка, напихай себе чей-нибудь за пазуху! А то плоская, аки доска!..
На высказывание будущей родственницы я не обратила внимания. Как и на смешки, переглядывания и перешептывания женщин, которые собрались в доме старосты.
Жители деревни считали, что такой замухрышке, как я, необычайно повезло. Ведь меня решил взять в жены молодой кузнец — богатырь, красавец и, самое главное, единственный сын старосты. А по мне так просто белобрысый детина с завышенным самомнением. Фирдан будто являлся живым воплощением древней пословицы: «Сила есть — ума не надо».
Разумеется, выбор красавца Фирдана не одобрили ни его отец с матерью, ни многочисленные родственники и прочие деревенские жители. Где это видано, чтобы сын старосты женился на травнице, которая живет в полуразвалившейся хибаре на окраине деревни? Когда один из самых завидных женихов округи берет в жены сироту, девчонку без роду и племени и, что немаловажно, без гроша в кармане?
Совета родичей Фирдан слушать не стал, от деревенских просто отмахнулся. А я… моего мнения никто и не спрашивал.
Мне бы, дуре рыжей, заподозрить неладное, когда молодой кузнец слишком зачастил к моей избушке. То занозу вытащить попросит, то отвар для простуженного горла, то растирание для бабки, у которой опять спину прихватило. Жива была бы моя наставница Отха, она бы поняла, что у этого детины на уме. Я же радовалась копченому окороку и новому ножу, тому, что Фирдан мне косу наточил и дров нарубил. Невдомек дуре конопатой было, что так за мной сын старосты ухаживал.
А когда сваты пожаловали, что-либо делать поздно стало. Я сирота, постоять за меня некому.
На следующую ночь я попыталась сбежать. Далеко не ушла. Поймали. На вторую ночь снова попыталась, но даже за околицу выбраться не смогла. После этого староста меня собственноручно выпорол. Вообще-то, по правилам, такая честь должна была достаться моему отцу, но за неимением оного сошел и будущий свекор. Перепало мне от Пафтия сильно. До сих пор, спустя десять дней, больно сидеть.
Больше сбежать я не пыталась. Не потому, что боялась Пафтия. Стерегли меня как зеницу ока. Ни на секунду не оставляли одну, все время рядом со мной крутилась пара-другая родственниц Фирдана.
Как бы не были люди поначалу против моего с Фирданом союза, сейчас дело было в чести самого старосты и всей деревни. А потому сегодня на закате меня ждала свадьба и первая брачная ночь…
Тетка Марта водрузила на мою голову венок из ромашек и отступила на пару шагов, дабы полюбоваться результатом своих трудов.
— Вот! Так-то лучше! — удовлетворенно изрекла она. — Хотя нет. Подожди!
Дородная женщина метнулась ко мне и принялась нещадно щипать за щеки, пока не добилась здорового, по ее мнению, румянца.
— Теперь точно лучше! — распылалась в улыбке Марта. — Ты, Алька, даже на человека стала похожа. Эх, не спешил бы так Фирдан со свадьбой… Откормить бы тебя пару-тройку месяцев…
Алька — это так меня зовут. Вообще-то я предпочитаю, чтобы меня называли — Алана. Но в вопросе имени, как и во всех остальных, мое мнение не учитывалось. Так что с тех пор, как умерла Отха, меня иначе как Алькой не называли.
— Почему все-таки он так спешит? — подала голос Ларида, у которой имелись свои виды на моего жениха. — Неужто правду говорят, и Фирдан этой, — кивок в мою сторону — успел ребеночка заделать.
— Да враки все это! — вступилась за брата Фарлина. — Не было у них ничего. Даже до поцелуев, и до тех дело не дошло. Точнее, братец пытался нашу травницу поцеловать, когда свататься пришел, а та его в ответ коромыслом огрела. Не изукрасила бы Алька ему пол-лица, Фирдан бы еще на той неделе женился, а так решил внять уговорам отца и подождать, пока сойдет синяк.
— Так к чему спешка-то? — включилась в разговор другая девица-красавица, безмерно обиженная на меня и весь мир за то, что Фирдан выбрал какую-то пришлую травницу, а не ее.
— А я почем ведаю? — Фарлина всплеснула руками. — Вы что, моего братца не знаете?.. Если он втемяшит что-то в голову, то прет напролом, ничем его с пути не своротишь. Сейчас цель у Фирдана одна — забраться к этой рыжей под юбку.
Услышав последнюю фразу, я поморщилась. Вот уж во всех отношениях заманчивая перспектива!
— Что кривишься? — накинулась на меня бабка Фирдана. — Счастья своего не понимаешь, дура конопатая!
Точно дура, мысленно согласилась я. Была бы умнее — вовремя сбежала бы из деревни.
Вот только куда бы я подалась?.. Куда вообще может податься девица девятнадцати лет от роду без гроша в кармане? Ладно, вру. Шесть медных монет у меня припасено было, но вряд ли на них в городе удастся прожить хотя бы пару дней. А до города еще добраться надо — в эрлайских лесах хватает лихих людей, охочих до легкой поживы… Да и что мне делать в городе. Где жить? Чем заниматься? Кому я там вообще нужна?
В соседних деревнях я известна как хорошая травница, но там и моего жениха знают. Укрывать меня, идти на конфликт со старостой нашей деревни никто бы не стал… А там, где меня никто не знает, я и вовсе никому не нужна. Меня бы или прогнали взашей или заставили днем работать в поле, а ночью в постели в какого-нибудь рачительного хозяина. Пока я бы еще доказала, что хорошая травница, и доказала бы вообще…
Эх, если бы я свой первый побег лучше спланировала и подготовила, а не действовала на чистых эмоциях! Не пришлось бы сейчас готовиться к свадьбе, с ужасом ожидая грядущей брачной ночи…
Надо было действовать нагло, с размахом.
После того как меня сосватали, деревня полночи гуляла. Что мне стоило подмешать в вино сонного зелья? Потом прихватить из дома старосты шкатулку с монетами и позаимствовать коня? Тогда можно было бы и в городе попытаться устроиться…
Но я сглупила и подсыпала снотворного только взявшейся меня сторожить тетке Марте. Этот случай людей кое-чему научил, так что теперь меня к кухне и близко не подпускали, а также следили, чтобы у меня не было доступа к каким-либо травам, порошкам, зельям и кореньям.
Утешала я себя лишь тем, что так не могло продолжаться вечно. Если стану тихой примерной женой, то скоро людская бдительность ослабнет — не могут же меня сторожить вечно. Да и деревня большая… Ко мне и так за дни вынужденного заточения несколько раз с вопросами подходили: у одних ребенок заболел, у других скотина захворала… Но скоро кто-то заболеет серьезно, и тогда одними советами не отделаешься.
— Да и залез бы Фирдан под юбку к Альке! — фыркнула Ларида. — Никто за это бы не осудил. Натешился бы и…
— А ты молчи! — бабка отвесила девушке звонкий подзатыльник. — Годов всего ничего, только в возраст вошла, а все туда же!.. Увижу еще раз, как ты с сыном мельника милуешься, выпорю так, что еще долго парней стороной обходить будешь!
Ларида густо покраснела и на всякий случай пересела на соседнюю лавку подальше от бабки.
— И все равно не понимаю, — уже гораздо тише сказала Ларида, — Алька ведь не только тощая и страшная, так еще и старая!
— Мне бы самой понять… — вздохнула я.
Женщины, собравшиеся в доме, удивленно воззрились на меня. За последнюю пару часов я не произнесла ни слова, а вот тут не сдержалась.
Мало того, что я не отвечала эрлайским канонам красоты, так и почти вышла из брачного возраста. В деревнях женятся рано, большинство девиц годков в пятнадцать-шестнадцать замуж выскакивают. Так что я по праву считалась старой девой, на которую мог позариться разве что какой-нибудь вдовец… Еще большую пикантность ситуации придавало то, что Фирдан был меня на пару месяцев младше.
— Может, Алька нашего кузнеца все же приворожила? Опоила любовным зельем? — Марта никак не могла простить того, что я ее усыпила.
— Сколько раз говорить, я не знаю рецепта приворотного зелья, — вздохнула я. — Да и святой отец перед всей деревней подтвердил, что помыслы Фирдана чисты, что он не околдован.
— Все мы там были… Слыхали. Видали, — сварливо изрекла бабка. — Но все ж зелье многое бы объяснило…
Женщины согласно загалдели, а я опять замолчала.
После того, как Фирдан заявил о намерении на мне жениться, деревенские сразу подумали, что дело тут нечисто, и сына старосты приворожила рыжая травница. Случай взялся расследовать отец Оргус… Вот тогда я страха-то и натерпелась. Больше всего боялась, что священник признает, что приворот имел место и гореть мне тогда на костре.
Ведовство в провинции Эрлия находилось под строжайшим запретом. На знахарок и травниц священнослужители смотрели косо, но пока мы не вредили людям, не варили запрещенных зелий и не пытались колдовать, на наше существование закрывали глаза.
Я сама никак не могла взять в толк, почему Фирдан ко мне воспылал страстью, и вполне допускала мысль, что чувства кузнеца ко мне были неискренними, а колдовским образом наведенными, что меня кто-то решил подставить. Но после того, как отец Оргус в моей избушке не нашел ни запрещенных книг, ни зелий, ни даже ингредиентов (а ведь они точно были! кому знать, как не мне), я совсем запуталась…

Глава 2

Мне доводилось слышать, что титулованные особы и всякие там богатеи предпочитали жениться на заре или, во всяком случае, утром. В этом случае торжество выходило более пышным, красивым и… богоугодным. Известно же, хочешь, чтобы твои мольбы были услышаны, — обращайся к небесным покровителям утром, чем раньше, тем лучше. По мне, так чушь все это. Нет, какой-то Бог, Творец, Создатель, вероятно, существует. Вот только дела ему до людей и их просьб особого нет.
Наша деревня была весьма зажиточна, но все же такую роскошь, как свадьбу на заре дня, позволить не могла. Ведь кому-то надо было обиходить скотину, наколоть дров, приготовить яства для грядущего праздника…
Когда дневная жара спала, и солнце начало клониться к горизонту, меня, наконец, вывели из дома.
На большой площади, расположенной у подножия замкового холма, собрались, наверное, все жители деревни. Я завороженно рассматривала людей, с которыми прожила чуть ли ни половину жизни. Одни радовались предстоящему ночному гулянью, другие, в основном незамужние девицы, были угрюмы, третьи поглядывали на меня с любопытством и каким-то предвкушением… В сторону жениха я всеми силами старалась не смотреть. Насмотрюсь еще. Успею.
По центру площади на возвышении в три ступеньки стояла часовня. Со стороны сооружение больше всего напоминало причудливую беседку, так как ни стен, ни каких-либо ограждений у часовни не было — лишь шесть украшенных причудливой резьбой столбов, которые удерживали шатровую крышу. Внутри часовни была расположена каменная купель, в которую нам с Фирданом предстояло опустить руки, чтобы стать супругами перед Богом и людьми.
Тетка Марта, ведущая меня за руку к часовне, вдруг тихо ойкнула и прошептала:
— Смотри, Алька, сам барон здесь! Честь-то какая! Да смотри-смотри, его милость не один, а с гостем. Говорят, он намедни из самой столицы провинции приехал!
И действительно, в нескольких шагах от часовни в окружении десятка стражников стояли двое мужчин. Первого я видела не раз. Высокий, грузный. Время ссутулило спину когда-то могучего воина и выбелило его волосы. Гладко выбритое лицо избороздили глубокие морщины. Барон Ольгрейд тяжело опирался на витой посох. Плечи хозяина замка покрывал красный плащ, а грудь легкая кольчуга.
Второй мужчина был еще довольно молод, около тридцати, черноволос, смугл и худощав. Черты лица резкие, будто выточенные из камня. Выражение лица скучающее. Когда гость барона скользнул по мне равнодушным взглядом, на меня будто вылили ушат ледяной воды.
В росте и телосложении незнакомец несколько проигрывал гиганту Ольгрейду. Одет гость был во все черное с редкими вкраплениями серебра. При том одежда не чета баронской. Ни тебе плаща, ни кольчуги. Лишь камзол, брюки, высокие сапоги да пояс с мечом. Не человек, а черный ворон — вестник несчастья.
В другое время я, несомненно, заинтересовалась бы странным гостем барона. Но сейчас мне было не до того.
Чем ближе я подходила к часовне, тем сильнее меня начинало трясти.
Я пыталась скрыть дрожь. Пыталась мило улыбаться. Ведь чем дольше буду убеждать людей, что я смирилась, приняла навязанный мне брак и теперь счастлива, тем дольше не смогу осуществить побег.
Мысленно уговаривала себя расслабиться, твердила, что все будет хорошо. Всего-то надо потерпеть недельку-другую, ну, максимум месяц. Не больше!
И все же последние несколько шагов тетке Марте пришлось меня практически тащить. У самого возвышения мы остановились. Женщина легко подтолкнула меня и прошептала:
— Ну же, иди. Алька, на тебя все смотрят!
— Мы ждем тебя, дочь моя, — торжественно объявил святой отец Оргус и благостно мне улыбнулся.
Я вздохнула. Зажмурилась, как перед прыжком в воду. И вошла в часовню.

Шейран Ферт откровенно скучал. Он мог потратить время с гораздо большей пользой, если бы занялся изучением бухгалтерских книг и счетов Ольгрейда, чем на празднике жизни под названием «деревенская свадьба». И пусть в счетах барона на первый взгляд все сходилось… Но три года назад Ольгрейд был уличен в том, что поставил в армию несколько меньше провизии, чем проходило по бумагам. Конечно же, барон уверял, что произошла ошибка, но доказать ничего не смог. С тех пор владения Ольгрейда были поставлены на особый контроль, а у Шейрана Ферта появился повод регулярно наведываться в баронство с проверкой.
Если бы Ферт находился с визитом в другой провинции, то с чистой совестью мог отказаться от посещения деревенской свадьбы. Но не в Эрлии… Здесь что дворяне, что простые люди так консервативны, столь закостенели в своих традициях и обычаях, будто на дворе не Просвещенный век, а Дикие времена. Если бы Шейран отказался от посещения праздника, то обидел бы хозяина замка, а этого императорский порученец допустить не мог.
Мужчина вполуха слушал рассказ Ольгрейда о недавней охоте и с тоской рассматривал сборище крестьян. Судя по тому, как перешептывался народ, выход невесты задерживался. Наконец толпа расступилась, и на площадь робко ступила худенькая рыжеволосая девушка.
Увидев невесту, Шейран еле удержался от удивленного восклицания и с трудом вернул лицу скучающее выражение. Эмоции — непозволительная роскошь для человека его работы.

Что такое право первой ночи ? Это древний обычай, предусматривающий половой контакт невесты не с мужем, а с другим мужчиной. Таковым мог быть вождь племени, помещик, феодал или какое-либо другое лицо, от которого молодожёны зависели. Зависимость эта выражалась по-разному. Крепостное право, долговые обязательства, религиозные устои, древняя традиция, соблюдаемая неукоснительно.

Для современного человека данное действо представляет собой довольно унизительный и неприятный факт в самом начале семейной жизни. Но в давние времена люди иначе смотрели на подобные вещи. Деревенская девочка уже с ранних лет знала, что лишать её девственности будет не будущий муж, а, скажем, граф, живущий в большом и красивым замке, стоящем на холме возле деревни.

При этом бабушка и мать ребёнка также в своё время подвергались подобной процедуре, поэтому ничего постыдного и ужасного юное создание в этом не видело. Девочке даже льстила мысль, что целую ночь она проведёт с господином благородных кровей. Если к тому же она будет послушной и сумеет понравиться, то очень возможно, что ей дадут какой-нибудь подарок.

Что касается жениха, добровольно отдающего невесту другому мужчине, то здесь опять же надо понимать менталитет людей, живших в то далёкое время. Если человек рождался крестьянином, то он и умирал крестьянином. А если человек рождался дворянином, то и умирал дворянином.

Между разными социальными группами или классами лежала пропасть. Представители низшего сословия вовсе не считали себя равными представителям высшего сословия. Крестьяне смотрели на знатных господ с искренним почтением и раболепием. Поэтому жених считал за честь отдать свою невесту важному господину благородных кровей. Его привело бы в ужас, если бы, скажем, граф отказался от своего права. Это был бы страшный позор как для молодого мужа, так и для его жены.

В демократические времена подобного обычая не было. Его не знали в Древней Греции и Древнем Риме, так как в этих государствах отсутствовало жёсткое разграничение на социальные группы. Любой солдат мог стать императором, а рядовой городской житель философом. То же самое наблюдалось и в Киевской Руси. Во многих городах практиковалось вече , и простой народ назначал князей или смещал их. Поэтому почтение и уважение заслуживались не происхождением, а конкретными делами.

А вот в Западной Европе картина была совсем иная. Феодалы, жившие в своих замках, имели неограниченную власть над крестьянами. У каждого такого герцога или графа имелся свой вооружённый отряд, и любое неповиновение наказывалось жесточайшим образом. Рыцари даже частенько игнорировали власть короля, что уж говорить про отношение к простолюдинам. Крестьяне являлись такой же собственностью, как коровы или овцы. Ни о каком чувстве собственного достоинства и разговора не велось.

Когда же появилось право первой ночи в европейских землях? Тут сложно назвать конкретную дату и даже столетие. Всё теряется в нескончаемой череде лет и веков. А вот закончился этот обычай примерно в XVII веке. В Швейцарии он приказал долго жить ещё в начале XVI века, в Германии на 100 лет позже. Во Франции о нём забыли в середине XV столетия. Чуть позже подобное перестали практиковать и в Англии.

Многое также зависело от самих дворян. Просвещённые и умные люди сами отказывались от позорной практики, а невежды и сластолюбцы с удовольствием занимались этим делом, пока на защиту простых людей не встало законодательство.

Истоки же возникновения обычая ищут, как правило, в родовом и общинном строе. Это было время, когда люди жили племенами, а женщина являлась собственностью не отдельного мужчины, а всего сообщества. Затем начал развиваться институт брака, но некоторые древние традиции остались. Именно они и стали причиной права на первую ночь сильных мира сего.

Данная практика превалировала у германских племён. Они покорили Рим, расселились на землях империи, но значительно отставали в своём социальном и нравственном развитии от местных жителей. Переняв у них всё передовое и новое, они в то же время сохранили свои первобытные нравы, которые мало изменились за последующую 1000 лет.

Что касается других уголков планеты, то право первой ночи практиковалось у народов Африки и Южной Америки. Но африканцы не уподоблялись чванливым феодалам Средневековой Европы. Не вождь племени лишал невесту девственности, а самые уважаемые гости на свадьбе. При этом их могло быть несколько человек. Все они вступали в половое сношение с девушкой.

Но совсем не значит, что имел место полноценный половой акт, каким он представляется в наше время. Гости просто «входили в невесту и выходили». Это был ритуальный обряд, связанный с древними обычаями и традициями, о которых мы ничего не знаем.

Девственная плевра и менструальный цикл всегда представлялись людям чем-то мистическим, связанным с высшими божественными силами. Поэтому женихам, в силу их неопытности, не доверяли такой важный вопрос, как лишение девственности. Эту обязанность брали на себя опытные мужчины, которые знали, как правильно и безболезненно лишить женщину невинности.

Поэтому групповые соития на свадьбах можно рассматривать как дружеское участие и отеческую заботу о молодых людях. Жених же практически ничего не терял. С годами он приобретал опыт и потом уже сам принимал участие в подобных обрядах. Здесь не было ни унижения, ни поругания чести. Всё делалось на глазах у всех и вызывало только чувство глубокого удовлетворения и уважения.

Африканцы и индейцы относились к половой жизни как к естественному физиологическому процессу. Они никогда не ограничивали себя в телесных радостях и не смущались присутствия других людей. А вот европейцы совсем иначе воспринимали процесс соития.

Католическая церковь всегда проповедовала воздержание и ограничения. Священники давали обет безбрачия, а остальные граждане рассматривали интимную жизнь как необходимую, но греховную часть человеческой жизни. Без полового акта невозможно зачать ребёнка, поэтому супруги, сделав главное, прекращали всякие половые контакты, пока не возникала необходимость в следующем малыше.

Ещё в XIX веке такая практика считалась нормой. Истинные католики всегда были аскетами и придерживались строгих нравов. Что касается православия, то здесь было больше вольностей. Практиковались даже общие бани, в которых совместно мылись и мужчины, и женщины. Но это вовсе не указывает на половую распущенность, а просто говорит об определённом менталитете наших предков.

Держать свои страсти в узде считалось высшим проявлением силы духа. Те же, кто кидался на каждую юбку, не пользовались уважением, так как представлялись для окружающих людьми духовно убогими и безвольными.

Право первой ночи вовсе не являлось признаком деградации и безнравственности. Это был древний обычай, и люди относились к нему с уважением и пониманием. Другое дело, что уже в более поздние времена некоторые помещики в той же крепостной России, пользуясь своей властью, склоняли молодых крестьянок к сожительству.

Но с древним обычаем это не имело ничего общего. Скорее здесь можно усмотреть связь с нынешними временами, когда начальники сексуально домогаются своих сотрудниц. Они грозят увольнением в случае отказа. Некоторые дамы сами не прочь вступить в интимные отношения с руководством, чтобы обеспечить себе беспроблемное существование. Так что у каждого времени свои понятия о морали и этических нормах.

Древний обычай, предусматривающий половой контакт невесты не с новоиспеченным мужем, а с другим мужчиной — предводителем племени, помещиком или другим лицом, от которого молодожены находились в зависимости. Причиной могли бы быть не только, скажем, крепостное право, но и долговые обязательства, неукоснительное следование традициям или своеобразный обряд.

Вопрос заключается в том, считалось ли это действие унизительным. Тогда девочка с ранних лет знала, что лишать ее невинности будет, к примеру, граф, живущий в красивом имении неподалеку и что этой процедуре подвергались ее старшие родственницы.

Как на все это смотрел жених? Пропасть, разделявшая разные сословия, была такой, что крестьяне зачастую смотрели на господ не только с почтением, но и раболепием. Честь ли отдать свою невесту тому же самому графу, не очень понятно, но отказ господина мог бы быть страшным позором для молодых.