Методика определения размера компенсации морального вреда. Как же нам определять размер компенсации морального вреда? Соглашение о добровольной компенсации морального вреда

Предисловие. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .7
Раздел I. Моральный вред в российском праве и его зарубежные аналоги
Глава 1. Соотношение морального с другими видами вреда в российском праве. . 10
Глава 2. Аналоги морального вреда в зарубежном праве
§ 1. Англосаксонское право. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .19
§ 2. Романо-германское право
Германия. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .22
Франция. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 25
Раздел II. Компенсация морального вреда в зарубежном законодательстве
и судебной практике
Глава 1. Компенсация морального вреда в странах англосаксонского права
§ 1. Основания ответственности. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .28
§ 2. Компенсация морального вреда при диффамации. . . . . . . . . . . . . . .40
§ 3. Компенсация морального вреда при нарушении договора. . . . . . . . . . .56
§ 4. Тенденции развития законодательства. . . . . . . . . . . . . . . . . . .58
Глава 2. Особенности компенсации морального вреда в США. . . . . . . . . . . 62
Глава 3. Компенсация морального вреда в Германии
§ 1. Основания ответственности за причинение страданий. . . . . . . . . . . .74
§ 2. Размер компенсации за страдания. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .77
Глава 4. Компенсация морального вреда во Франции. . . . . . . . . . . . . . .90
Раздел III. Компенсация морального вреда в России
Глава 1. Правовое регулирование компенсации морального вреда
§ 1. Становление института компенсации морального вреда в российском праве. .99
§ 2. Основания возникновения права на компенсацию. . . . . . . . . . . . . .106
Глава 2. Объект правовой защиты
§ 1. Неимущественные права и блага, защищаемые путем компенсации морального
вреда. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .111
§ 2. Возможна ли компенсация морального вреда при нарушении неимущественных
прав акционеров? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 119
§ 3. Проблемы компенсации морального вреда при нарушении некоторых
имущественных прав. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 124
§ 4. Компенсация морального вреда, причиненного членам семьи умершего. . . .128
Глава 3. Проблемы компенсации морального вреда при защите чести, достоинства
и деловой репутации
§ 1. Субъектный состав потерпевших. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133
§ 2. О содержании и форме распространяемых порочащих сведений. . . . . . . .140
§ 3. Распределение ответственности при множественности причинителей вреда. .154
§ 4. Учет вины потерпевшего. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .158
§ 5. Возможна ли ответственность за достоверную диффамацию? . . . . . . . . .161
§ 6. Особенности защиты деловой репутации. . . . . . . . . . . . . . . . . .164
Глава 4. Проблемы компенсации морального вреда, причиненного незаконными
действиями правоохранительных органов
§ 1. Применение норм, регулирующих гражданско-правовую ответственность
правоохранительных органов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171
§ 2. Компенсация морального вреда при самооговоре. . . . . . . . . . . . . .175
Глава 5. Применение исковой давности. Переход и зачет права на компенсацию
§ 1. Компенсация морального вреда и исковая давность. . . . . . . . . . . . 178
§ 2. О возможности перехода и зачета требования о компенсации морального
вреда. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .187
Глава 6. Взаимодействие гражданско-правового института компенсации
морального вреда с институтами других отраслей права
§ 1. Семейное право. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .194
§ 2. Трудовое право. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .200
§ 3. Уголовное право и уголовный процесс. . . . . . . . . . . . . . . . . . 212
§ 4. Гражданский процесс. Финансовое право. . . . . . . . . . . . . . . . . 221
Глава 7. Размер компенсации морального вреда
§ 1. Методика определения размера компенсации. . . . . . . . . . . . . . . .227
§ 2. Учет индивидуальных особенностей потерпевшего и иных заслуживающих
внимания обстоятельств причинения вреда. . . . . . . . . . . . . . . . . . .244
§ 3. Влияние имущественного положения потерпевшего на размер компенсации. . 252
Глава 8. Взаимодействие российского права с правом Совета Европы. . . . . . 254
Приложения. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 266

Эрделевский А.М., профессор МГЮА, доктор юридических наук.

Ряд вопросов, связанных с применением института исковой давности, уже рассматривался автором (например, Эрделевский А.М. Сделки. Исковая давность. М., 2002). В настоящей статье вопрос о действии исковой давности исследуется с учетом норм Конституции РФ, то есть закона, имеющего на территории Российской Федерации высшую юридическую силу, а также некоторых норм общих положений ГК РФ об обязательствах.

Согласно ст. 195 Кодекса исковой давностью признается срок для защиты нарушенного субъективного гражданского права посредством предъявления иска лицом, чье право было нарушено. Единственным прямо указанным в Кодексе последствием истечения срока исковой давности, о применении которой заявлено стороной в споре, является вынесение судом решения об отказе в удовлетворении требования о защите нарушенного права (п. 2 ст. 199 ГК РФ). Дискуссионным в науке гражданского права по-прежнему остается вопрос о судьбе самого нарушенного права: прекращается оно в момент истечения срока исковой давности либо в момент заявления соответствующей стороны о ее применении или продолжает существовать, хотя бы и в несколько ином (ослабленном вследствие утраты возможности его судебной защиты) виде.

Полагаю, нарушенное субъективное вещное право продолжает существовать, несмотря на истечение срока исковой давности по требованию о его защите или заявлению о ее применении (если к такому требованию исковая давность вообще применима). Рассмотрим, каким образом истечение срока исковой давности влияет на судьбу нарушенного субъективного обязательственного права с учетом конституционных норм и позиции Конституционного Суда РФ по вопросам исковой давности.

Согласно ст. 2 Конституции РФ человек, его права и свободы являются высшей ценностью, а признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства. Часть 3 ст. 35 Конституции РФ устанавливает, что никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда.

В соответствии с ч. 1 ст. 46 Конституции РФ каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод. При этом согласно ч. 3 ст. 55 Конституции РФ права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо, в частности в целях защиты прав и законных интересов других лиц. Одним из прав человека, которые подлежат ограничению в указанных целях, является право на судебную защиту. Установление института исковой давности представляет собой один из допустимых способов ограничения права лица на судебную защиту.

Как отмечал Конституционный Суд РФ (далее - КС РФ) (например, в Определении от 9 ноября 2010 года N 1469-О-О), закрепленное ст. 46 Конституции РФ право на судебную защиту относится к основным неотчуждаемым правам и одновременно выступает гарантией всех других прав и свобод. КС РФ, основываясь на правовых позициях, сформулированных в Постановлениях от 16 июня 1998 года N 19-П и от 20 июля 1999 года N 12-П, указал, что регулирование сроков для обращения в суд, включая их изменение и отмену, относится к компетенции законодателя; установление этих сроков обусловлено необходимостью обеспечить стабильность гражданского оборота и не может рассматриваться как нарушение права на судебную защиту (Определения от 14 декабря 1999 года N 220-О, от 3 октября 2006 года N 439-О, от 15 июля 2008 года N 563-О-О, от 24 июня 2008 года N 364-О-О, от 5 марта 2009 года N 253-О-О, от 19 мая 2009 года N 596-О-О).

Этот вывод, как отметил КС РФ в Определении от 8 апреля 2010 года N 456-О-О, в полной мере распространяется и на гражданско-правовой институт исковой давности. Законодатель в пределах своих дискреционных полномочий вправе не только устанавливать, изменять и отменять сроки исковой давности в зависимости от целей правового регулирования и производить их дифференциацию при наличии к тому объективных и разумных оснований, но и определять порядок их течения во времени, момент начала и окончания. Цель этих действий законодателя, по мнению КС РФ, состоит в обеспечении реальной возможности исковой защиты права, стабильности, определенности и предсказуемости статуса субъектов гражданских правоотношений.

В Определении от 19 мая 2009 года N 596-О-О КС РФ со ссылкой на ранее вынесенные Постановление от 23 июня 1992 года N 8-П и Определение от 27 сентября 1995 года N 58-О отметил, что сроки исковой давности не являются пресекательными, в связи с чем их истечение не влечет за собой прекращения материально-правовых отношений сторон и не служит препятствием для обращения в суд за защитой нарушенного права.

В Определении КС РФ от 21 декабря 2006 года N 576-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы на противоречие Конституции РФ ст. 153 и п. 1 ст. 200 ГК РФ, а также ч. 6 ст. 152 ГПК РФ КС РФ отметил, в частности, что установление в законе общего срока исковой давности, то есть срока для защиты права по иску лица, право которого нарушено, обусловлено необходимостью обеспечить стабильные и определенные отношения, сложившиеся между участниками гражданского оборота. Истечение срока исковой давности, о применении которого заявлено стороной в споре, само по себе является основанием к вынесению судом решения об отказе в иске (п. 2 ст. 199 ГК РФ). В этом случае принудительная (судебная) защита прав гражданина независимо от того, состоялось ли в действительности нарушение его прав, невозможна. Вместе с тем несоблюдение установленного законом срока исковой давности - не основание для отказа в принятии искового заявления (ст. 134 ГПК РФ).

Вопрос о причинах пропуска срока исковой давности решается судом после возбуждения дела при его рассмотрении в предварительном судебном заседании или в судебном заседании. Заинтересованные лица, как указал КС РФ, вправе ходатайствовать о восстановлении пропущенного срока, и такого рода ходатайства подлежат удовлетворению, если суд признает, что пропуск срока обусловлен уважительными причинами. Здесь следует, однако, заметить, что, если заинтересованным лицом является юридическое лицо, к нему правила о восстановлении пропущенного срока исковой давности вообще неприменимы, а если таковым выступает физическое лицо, то восстановление срока исковой давности возможно лишь в исключительных случаях, когда суд признает уважительной причину пропуска срока исковой давности по обстоятельствам, связанным с личностью истца, таким, как тяжелая болезнь, беспомощное состояние, неграмотность и т.п. (ст. 205 ГК РФ).

Цели установления в гражданском праве института исковой давности нашли наиболее полное отражение в Определении КС РФ от 3 ноября 2006 года N 445-О, где указано, что этот институт направлен на упорядочение гражданского оборота, создание определенности и устойчивости правовых связей, дисциплинирование их участников, соблюдение хозяйственных договоров, обеспечение своевременной защиты прав и интересов субъектов гражданских правоотношений, поскольку отсутствие разумных временных ограничений для принудительной защиты нарушенных гражданских прав приводило бы к ущемлению охраняемых законом прав и интересов ответчиков и третьих лиц, которые не всегда могли бы заранее учесть необходимость собирания и сохранения значимых для рассмотрения дела сведений и фактов. Применение судом по заявлению стороны в споре исковой давности защищает участников гражданского оборота от необоснованных притязаний и одновременно побуждает их своевременно заботиться об осуществлении и защите их прав.

При этом, как отметил КС РФ, Гражданский кодекс РФ, закрепляющий в ст. 196 общий трехлетний срок исковой давности, позволяет защитить нарушенное право и вне рамок сроков исковой давности, поскольку в ст. 208 ГК РФ перечислены требования, на которые исковая давность не распространяется, в том числе требования о возмещении вреда, причиненного жизни или здоровью гражданина (предметом жалобы была неконституционность ст. 208 ГК РФ именно в части таких требований). Федеральный законодатель предусмотрел тем самым специальное нормативное обеспечение правовых гарантий защиты прав граждан на возмещение вреда, причиненного их жизни или здоровью. Одной из его составляющих является положение о том, что соответствующие требования, предъявленные даже по истечении сколь угодно длительного периода времени с момента возникновения права на возмещение вреда, подлежат удовлетворению не только на будущее время, но и за прошлое время, однако не более чем за три года, предшествовавшие предъявлению иска. Такое ограничение взыскания на прошлый период выступает в качестве защитной меры, позволяющей оградить должника от недобросовестности кредитора, поскольку предъявление им требований за продолжительный период фактически было бы злоупотреблением правом.

Такого рода суждение КС РФ представляется весьма сомнительным. Что касается целей установления в гражданском законодательстве института исковой давности, то в этой части позиция КС РФ не вызывает возражений. В конечном итоге можно сказать, что цель допустимого с точки зрения ч. 3 ст. 55 Конституции РФ ограничения права лица на судебную защиту сроком исковой давности состоит в защите законных интересов обязанных лиц, в стабильности и определенности тех гражданских правоотношений, участниками которых они являются.

Перейду к последствиям истечения исковой давности. Как отмечалось, в Определении от 19 мая 2009 года N 596-О-О КС РФ высказал мнение о том, что истечение срока исковой давности (в отличие от истечения пресекательного срока) не влечет за собой прекращения материально-правовых отношений сторон. Иными словами, обязательственное правоотношение, существовавшее между сторонами до истечения срока исковой давности, с истечением срока исковой давности не прекращается. Эта позиция КС РФ находится в полном соответствии с правилом п. 1 ст. 407 ГК РФ, согласно которому обязательство прекращается полностью или частично по основаниям, установленным Кодексом, другими законами, иными правовыми актами или договором.

Ни ГК РФ, ни иные нормативные акты не предусматривают истечение исковой давности в качестве основания полного или частичного прекращения обязательства. Поэтому предположение о прекращении обязательства (и, следовательно, входящих в состав его содержания субъективных прав) противоречило бы упоминавшемуся правилу ч. 3 ст. 35 Конституции РФ. Между тем суд, применяя исковую давность, отказывает в иске, то есть в защите нарушенного права, но не признает его прекращенным.

Но продолжает ли обязательственное правоотношение по истечении исковой давности существовать в прежнем виде или в нем происходят какие-либо изменения? Этого вопроса КС РФ в своих решениях пока не касался. До попытки найти на него ответ целесообразно сделать некоторое отступление от рассмотрения вопросов действия исковой давности и проанализировать содержание обязательственного правоотношения на основе норм общих положений ГК РФ об обязательствах.

Согласно п. 1 ст. 307 Кодекса в силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие, как-то: передать имущество, выполнить работу, уплатить деньги и т.п. (активная обязанность), либо воздержаться от определенного действия (пассивная обязанность), а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности. Отсюда следует, что в содержание обязательственного правоотношения входит обязанность должника совершить в пользу кредитора определенное действие (произвести исполнение) и право кредитора требовать от должника исполнения этого действия либо обязанность должника воздерживаться от определенного действия и право должника требовать от кредитора такого воздержания. Однако, как показывает анализ норм Кодекса, содержание обязательства не всегда исчерпывается названными в п. 1 ст. 307 ГК РФ правами и обязанностями кредитора и должника.

Наряду с названными обязанностями в состав обязательства с активной обязанностью должника входит обязанность кредитора совершить действия, без которых исполнение должником его обязанности невозможно, и (или) принять от должника надлежащее исполнение такой обязанности и право должника требовать от кредитора исполнения этой обязанности.

Например, основное содержание обязательственного отношения, возникающего в связи с заключением договора займа, составляют обязанность заемщика возвратить сумму займа (с процентами или без) и право заимодавца требовать возврата суммы займа. Помимо этого в состав того же обязательственного отношения входят обязанность заимодавца принять возвращаемую сумму займа и право заемщика требовать такого принятия.

Из этого следует, что обязательственное правоотношение с активной обязанностью должника по общему правилу имеет основное и дополнительное содержание. Данный вывод подтверждается, в частности, правилами ст. 406 ГК РФ о просрочке кредитора, согласно п. 1 которой кредитор считается просрочившим, если он отказался принять предложенное должником надлежащее исполнение или не совершил действий, предусмотренных законом, иными правовыми актами или договором либо вытекающих из обычаев делового оборота или из существа обязательства, до совершения которых должник не мог исполнить своего обязательства. На обязанность кредитора принять исполнение, предложенное за должника третьим лицом, указано в п. 1 ст. 313 ГК РФ. Понятно, что у кредитора существует обязанность принять исполнение и в том случае, если его предлагает сам должник.

Вместе с тем в отдельных видах сложных договорных обязательств обязанность совершить действие, которое, по существу, представляет собой принятие исполнения, может составлять содержание отдельного обязательства. Примером такого отдельного обязательства является обязательственное правоотношение между продавцом и покупателем в договоре купли-продажи, содержание которого образуют обязанность покупателя принять товар и право продавца требовать его принятия (ст. 484 ГК РФ). В случае неправомерного непринятия покупателем товара или отказа от его принятия правила ст. 406 ГК РФ о последствиях просрочки кредитора не применяются, а действует п. 3 ст. 484 ГК РФ, предоставляющий продавцу право потребовать от покупателя принять товар (то есть потребовать от покупателя исполнения обязанности в натуре) или отказаться от исполнения договора и потребовать возмещения убытков.

Просрочка кредитора дает должнику право на возмещение причиненных просрочкой убытков, если кредитор не докажет, что просрочка произошла по обстоятельствам, за которые ни он сам, ни те лица, на которых в силу закона, иных правовых актов или поручения кредитора было возложено принятие исполнения, не отвечают (п. 2 ст. 406 ГК РФ). Отсюда можно сделать вывод о том, что просрочка кредитора является неправомерным действием, влекущим наступление гражданско-правовой ответственности кредитора в виде обязанности возместить должнику убытки, причиненные просрочкой.

Статья 406 ГК РФ входит в подраздел 1 "Общие положения об обязательствах" раздела III. По общему правилу нормы этого подраздела должны быть применимы к любым обязательствам независимо от оснований их возникновения, то есть как к договорным, так и к внедоговорным обязательствам. В некоторых случаях из содержания отдельных норм подраздела 1 явно следует, что они касаются лишь договорных обязательств (например, ст. 328 "Встречное исполнение обязательств", ст. 397 "Исполнение обязательства за счет должника").

Что касается ст. 406 ГК РФ, то в ее содержании не усматривается явного указания на ее применимость лишь к договорным обязательствам. Можно ли считать эту норму распространяющейся на деликтные и кондикционные обязательства?

В случае положительного ответа на этот вопрос обязательство из причинения вреда будет иметь основное и дополнительное содержание. Основное содержание составляют обязанность причинителя вреда (должника) возместить причиненный потерпевшему (кредитору) вред способами, установленными в ст. 1082 ГК РФ, и право потерпевшего требовать от причинителя вреда такого возмещения. Кроме того, в состав того же обязательственного отношения в случае положительного ответа на поставленный вопрос будут входить обязанность потерпевшего принять предоставляемое возмещение и право причинителя вреда требовать такого принятия. Аналогичное содержание будет иметь и обязательство из неосновательного обогащения, где сторонами являются приобретатель (должник) и потерпевший (кредитор), а предметом - неосновательное обогащение.

Заметим, что нормы глав 59 и 60 ГК РФ не предусматривают ожидания причинителем вреда или приобретателем предъявления к ним требования о возмещении вреда или возврате неосновательного обогащения со стороны потерпевшего. Более того, просрочка в возврате неосновательного обогащения или в возмещении причиненного вреда способна повлечь для приобретателя или потерпевшего отрицательные имущественные последствия (ст. 395, п. 2 ст. 1107, п. 4 ст. 1103). Естественно, должники в таких обязательствах могут по своей инициативе предложить потерпевшему исполнение и потребовать его принятия, при этом просрочка со стороны потерпевшего в принятии исполнения должна будет повлечь неблагоприятные для него последствия, предусмотренные ст. 406 ГК РФ.

Хотя в подавляющем большинстве случаев вопрос о наличии у потерпевшего обязанности принять предложенное причинителем вреда или приобретателем исполнение вряд ли будет иметь большое практическое значение, поскольку обычно восстановление имущественной сферы потерпевшего вполне согласуется с его экономическими интересами, все же в теоретическом аспекте такая ситуация вызывает определенные сомнения. Если права и обязанности, составляющие содержание договорного обязательства, являются естественным результатом волеизъявления сторон соответствующего договора, то предположение о возможности возникновения во внедоговорном обязательстве у потерпевшего независимо от его воли какой бы то ни было обязанности (в данном случае - обязанности принять предложенное исполнение) вызывает серьезные сомнения.

Следует отметить, что в период действия ГК РСФСР 1922 года такой вопрос вообще не мог возникнуть. Статья 122 ГК РСФСР 1922 года (одна из норм общих положений обязательственного права) устанавливала, что "просрочка со стороны кредитора в принятии причитающегося по договору дает право должнику на возмещение причиненных просрочкой убытков и освобождает его от ответственности за последующую невозможность исполнения, кроме случаев умысла или грубой неосторожности". С позиций ГК РСФСР 1922 года норма о просрочке кредитора была применима лишь к договорным обязательствам.

Вернемся к ст. 406 ГК РФ. Хотя, как отмечалось, в содержании самой этой нормы не усматривается явного указания на ее применимость лишь к договорным обязательствам, но привлечение в процесс анализа других норм Кодекса позволяет, как представляется, склониться именно к такому выводу. Для этого обратим внимание, что в п. 1 ст. 406 ГК РФ речь идет о просрочке кредитора в принятии надлежащего исполнения. Понятие надлежащего исполнения раскрывается в ст. 309 ГК РФ - это исполнение обязательства в соответствии его условиями и требованиями закона, иных правовых актов, а при отсутствии таких условий и требований - в соответствии с обычаями делового оборота или иными обычно предъявляемыми требованиями. С учетом дважды употребленного соединительного союза "и" такая формулировка предполагает, что необходимым признаком надлежащего исполнения является его соответствие, в частности, условиям обязательства (или заменяющим такие условия в случае их отсутствия обычаям делового оборота или обычно предъявляемым требованиям).

Между тем понятие "условия обязательства" применимо лишь к договорным обязательствам. Условия - это атрибут сделки (договора), во внедоговорном обязательстве не может быть условий, оно подчинено лишь требованиям закона. Поэтому, например, надлежащее исполнение определялось в п. 2 ст. 57 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 года следующим образом: "Обязательства должны исполняться надлежащим образом и в установленный срок в соответствии с условиями договора и требованиями законодательства, а при отсутствии таких условий и требований - в соответствии с обычно предъявляемыми требованиями".

Изложенное дает основания предположить, что само понятие надлежащего исполнения в ст. 309 ГК РФ сформулировано применительно к договорным обязательствам и, следовательно, именно на них рассчитаны правила ст. 406 ГК РФ о просрочке кредитора и ее последствиях. При таком подходе право должника требовать от кредитора принятия исполнения и обязанность кредитора принять предложенное исполнение в состав внедоговорного обязательства не входят.

На основе предложенного подхода следует решать, в частности, неоднократно поднимавшийся в юридической литературе, в том числе и мной, вопрос о принципах разграничения прощения долга как способа прекращения обязательства и договора дарения.

Под прощением долга согласно ст. 415 ГК РФ понимается освобождение кредитором должника от лежащих на нем обязанностей. Как показал проведенный анализ, договорное обязательство с активной обязанностью должника всегда имеет основное и дополнительное содержание. Прекращение такого обязательства означает прекращение всех входящих в его состав прав и обязанностей. Следовательно, соглашение о прекращении подобного обязательства путем прощения долга нельзя квалифицировать в качестве договора дарения ввиду наличия в таком соглашении признака возмездности: не только кредитор освобождает должника от обязанности предоставить исполнение, но и должник освобождает кредитора от обязанности принять надлежащее исполнение. Напротив, прощение долга в договорных обязательствах с пассивной обязанностью должника, а также во внедоговорных обязательствах может быть квалифицировано как дарение.

Вернемся к вопросам исковой давности. Как воздействует истечение срока исковой давности на содержание обязательства? Ответ на этот вопрос может быть получен путем анализа ст. 206 ГК РФ. Если исходить из названия этой нормы - "Исполнение обязанности по истечении срока исковой давности", то его буквальный смысл указывает на продолжение существования обязанности после истечения срока исковой давности. Может быть, непосредственно из содержания ст. 206 ГК РФ вытекает некий иной смысл? Статья предусматривает, что должник или иное обязанное лицо, исполнившее обязанность по истечении срока исковой давности, не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения указанное лицо и не знало об истечении срока давности. В тексте этой нормы вновь упоминается об исполнении обязанности по истечении срока исковой давности. Сравним содержание ст. 206 ГК РФ с содержанием аналогичных норм в предшествующих Гражданских кодексах.

Не имевшая специального названия ст. 47 ГК РСФСР 1922 года устанавливала: "В случае исполнения обязательства должником по истечении давности он не вправе требовать обратно уплаченного, хотя бы в момент уплаты он и не знал об истечении давности".

Статья 89 ГК РСФСР 1964 года, название которой почти дословно повторяло название ст. 206 ГК РФ ("Исполнение обязанности должником по истечении срока исковой давности"), предусматривала следующее:

"В случае исполнения обязанности должником по истечении срока исковой давности он не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения он и не знал об истечении давности.

Исполнение обязанности после истечения срока исковой давности между социалистическими организациями допускается лишь в случаях, предусмотренных законодательством Союза ССР".

Между ст. 206 ГК РФ и аналогичными нормами предшествующих Гражданских кодексов существенных различий в отношении исполнения обязанности должником по истечении срока исковой давности не наблюдается (за исключением установленного в ст. 89 ГК РСФСР 1964 года общего правила о запрете исполнения должником обязанности после истечения срока исковой давности в отношениях между социалистическими организациями, что в этом специальном случае тождественно прекращению обязательственных отношений между должником и кредитором).

Представляется, что смысл ст. 206 ГК РФ и аналогичных норм предшествующих Кодексов состоит в следующем. По истечении срока исковой давности обязательство продолжает существовать, но в измененном ("поврежденном") виде. Кредитор по-прежнему вправе требовать от должника исполнения его обязанности, но утрачивает возможность судебной защиты этого права, а должник вправе предоставить кредитору предусмотренное обязательством исполнение (в этом случае кредитор, если это соответствует характеру обязательства, о чем уже говорилось, обязан принять исполнение) или отказаться от исполнения в связи с истечением срока исковой давности. Обеспеченной судебным принуждением юридической обязанности должника произвести исполнение в таком обязательстве уже не существует. Обязательства со сходным содержанием известны действующему ГК РФ - это договоры об организации игр и пари или участии в них. Такие договоры порождают обязательства, содержанием которых являются, как следует из п. 1 ст. 1062 ГК РФ, требования, не подлежащие судебной защите.

Это предположение вполне объясняет правило ст. 206 ГК РФ, согласно которому должник не вправе требовать исполненное обратно, хотя бы в момент исполнения он не знал об истечении давности. В отсутствие такого правила он был бы вправе требовать признания исполнения недействительным на основании ст. 178 ГК РФ как оспоримой сделки, совершенной под влиянием заблуждения относительно ее природы (должник полагает, что исполняет полноценную юридическую обязанность предоставить исполнение кредитору, а в действительности он осуществляет свое право на такое исполнение). Правило ст. 206 подкрепляется (правда, без особой необходимости) нормой ст. 1109 ГК РФ о том, что имущество, переданное во исполнение обязательства по истечении срока исковой давности, не подлежит возврату в качестве неосновательного обогащения (то есть не представляет собой неосновательного обогащения).

В заключение остановлюсь на одном существенном изменении в подходе современного российского законодательства по сравнению с ГК РСФСР 1964 года к влиянию истечения срока исковой давности на обязательственное отношение между должником и кредитором.

Согласно ст. 230 ГК РСФСР 1964 года не допускался зачет требований, по которым истек срок исковой давности. Иными словами, истечение срока исковой давности хотя бы по одному из встречных требований служило препятствием к их зачету. В действующем ГК РФ это препятствие сформулировано несколько по-иному. Статья 411 ГК РФ не разрешает зачет требований, если по заявлению другой стороны к требованию подлежит применению срок исковой давности и этот срок истек. Буквальное толкование этой нормы приводит к выводу, что само по себе истечение срока исковой давности не является препятствием к совершению зачета, для этого необходимо еще и заявление другой стороны о применении исковой давности. Между тем согласно ст. 199 ГК РФ исковая давность применяется судом, которому сторона в споре адресует такое заявление. Пока такое заявление не сделано, зачет должен быть признан допустимым.

Представляется, что в ст. 411 ГК РФ применительно к исковой давности допущен просчет (едва ли было намерение установить возможность зачета требований с истекшим сроком исковой давности). Попытку исправить этот просчет, причем весьма спорную, предпринял ВАС РФ в Обзоре практики разрешения споров, связанных с прекращением обязательств зачетом встречных однородных требований (информационное письмо Президиума ВАС РФ от 29 декабря 2001 года N 65).

В п. 10 Обзора содержится пример правильного, по мнению Президиума ВАС РФ, подхода к применению правила ст. 411 ГК РФ о том, что не допускается зачет требований, если по заявлению другой стороны к требованию подлежит применению срок исковой давности и этот срок истек. Такой подход нашел отражение при рассмотрении дела по иску о взыскании задолженности по арендной плате. Ответчик иск не признал, указывая на прекращение его обязательства по уплате взыскиваемой задолженности зачетом встречного однородного требования, возникшего у него по другому договору с истцом. Истец же заявлял о ничтожности зачета, ссылаясь на то, что право встречного требования возникло у ответчика в 1995 году, однако о зачете им было заявлено лишь в 2000 году, то есть по истечении трехгодичного срока.

Суд первой инстанции в применении исковой давности отказал, обосновав свое решение тем, что истец не заявил ответчику о пропуске срока исковой давности после получения от последнего заявления о зачете, как этого, по мнению суда первой инстанции, требует ст. 411 ГК РФ. Однако мотивировочная часть решения суда первой инстанции не соответствует буквальному смыслу нормы. Заявление о пропуске срока исковой давности может препятствовать совершению зачета, лишь если оно сделано до, а не после заявления о зачете, поскольку, пока заявление не сделано, заявление о зачете не противоречит ст. 411 ГК РФ, является правомерным и прекращает обязательство.

Суд апелляционной инстанции решение суда первой инстанции отменил и удовлетворил иск, указав, что срок исковой давности в отношении требования ответчика, на основании которого сделано заявление о зачете, истек, а гражданское законодательство, включая ст. 411 ГК РФ, не содержит требования о направлении заявления о пропуске срока исковой давности другой стороне, поскольку согласно п. 2 ст. 199 ГК РФ исковая давность применяется только судом по заявлению, сделанному при рассмотрении спора.

В позиции суда апелляционной инстанции также есть серьезные изъяны. Заявление ответчика о зачете было сделано им до предъявления иска и, естественно, до заявления истца в суде о применении исковой давности к зачтенному ответчиком требованию. Поэтому заявление о зачете не противоречило ст. 411 ГК РФ и повлекло за собой прекращение встречного и основного обязательств. Следовательно, к моменту обращения истца в суд его право требовать исполнения обязательства уже прекратилось, вследствие чего предъявленный иск с точки зрения буквального смысла ст. 411 ГК РФ удовлетворению не подлежал.

Таким образом, в целом проведенный анализ позволяет прийти к выводу о том, что истечение исковой давности по требованию кредитора в обязательстве не прекращает соответствующее обязательственное правоотношение, но вносит качественные изменения в его содержание.

обосновывать размер компенсации морального вреда. Если истцу будет задан вопрос: «Почему Вы настаиваете именно на таком размере компенсации?», напрасно ожидать обоснованного ответа. Наиболее вероятный ответ, который может быть получен: «Потому что считаю, что получение именно такой суммы компенсирует перенесенные мной страдания!»

Проблема компенсации морального вреда, в особенности определение размера компенсации в денежной форме, вызывает в настоящее время большие затруднения и у судейского корпуса России. Статья 192 ГПК РФ, обязывающая суд к вынесению законных и обоснованных решений, не содержит каких-либо изъятий. Отсюда следует, что и в части размера компенсации морального вреда в денежной форме решение также должно быть законным и обоснованным. Для обеспечения выполнения этого требования ст. 197 ГПК РФ устанавливает, что в мотивировочной части решения суда должны быть указаны обстоятельства дела, установленные судом, доказательства, на которых основаны выводы суда, и доводы, по которым суд отвергает те или иные доказательства, законы, которыми руководствовался суд. Рассмотрим, позволяет ли действующее законодательство выполнить эти требования.

Для этого обратимся к ст. 151, 1101 ГК РФ, первая из которых устанавливает, что «...суд может возложить на нарушителя обязанность денежной компенсации указанного вреда», а вторая устанавливает, что «Компенсация морального вреда осуществляется в денежной форме. Размер компенсации морального вреда определяется судом...». Очевидно, что этот размер не входит в предмет доказывания по иску о компенсации морального вреда. Предметом доказывания по гражданскому делу является совокупность юридических фактов (юридический состав), образующих основание иска. Основанием иска о компенсации морального вреда является виновное совершение ответчиком противоправного деяния, повлекшего причинение истцу физических или нравственных страданий. Предметом иска является субъективное право истца на компенсацию такого вреда в денежной форме. Содержанием же иска является то действие, о совершении которого истец просит суд, то есть в данном случае:

1) признать право истца на компенсацию морального вреда в принципе;

2) определить денежный размер компенсации морального вреда;

3) взыскать с истца компенсацию в определенном судом размере.

Такой способ защиты гражданских прав предусмотрен 12 ГК РФ. В случаях причинения имущественного вреда и вреда жизни и здоровью (в части имущественных последствий) объем и размер возмещения определен законом (ст. 1064, 1082, 1084– 1092 ГК), от регулирования же размера денежной компенсации морального вреда законодательство, по существу, отказалось, оставив этот вопрос на усмотрение суда. Не будет преувеличением сказать, что такая ситуация не имеет аналогов в гражданском праве. В случае причинения имущественного вреда размер ответственности предполагает стоимостную эквивалентность причиненного вреда. Но в случае причинения морального вреда принцип эквивалентности, внутренне присущий гражданскому праву, не срабатывает, что предопределяет особый способ гражданскоправовой защиты. Ответственность за причинение морального вреда имеет компенсационно-штрафной характер. Вряд ли есть необходимость доказывать, что оценка страданий в деньгах или иной материальной форме невозможна. Денежная компенсация за причинение морального вреда призвана вызвать положительные эмоции, которые могли бы максимально сгладить негативные изменения в психической сфере личности, обусловленные перенесенными страданиями. Понятно, однако, что степень такого «сглаживания» будет иметь достаточно условный характер, что неизбежно в силу особенностей морального вреда. Можно сделать вывод, что именно в связи с условным в вышеуказанном смысле характером компенсации морального вреда, законодатель отказался от прямого регулирования его конкретного размера, оставив этот вопрос на усмотрение суда. Размера компенсации морального вреда в денежной форме не существует до тех пор, пока суд его не определил. Именно поэтому у истца нет субъективного права требования компенсации морального вреда в заранее определенном размере, он может лишь требовать, чтобы суд определил этот размер и вынес решение о соответствующем взыскании с ответчика. Конечно, истец может указать в исковом заявлении желаемую сумму компенсации (что и происходит в большинстве случаев), но такая сумма является не более чем мнением истца о размере компенсации, которое не имеет правового значения для суда. Возможна ситуация, при которой правонарушитель не оспаривает виновность и противоправность своего действия, не отрицает факта причинения морального вреда и согласен произвести его компенсацию, но считает невозможным произвести компенсацию до тех пор, пока ее размер не определен судом, так как до вынесения решения по делу у потерпевшего отсутствует право на определенный размер компенсации. В принципе, нельзя исключить возможность обращения потерпевшего к суду с заявлением об определении размера компенсации морального вреда. Суд обязан рассмотреть такое требование как, обращение за защитой охраняемого законом интереса. Само право на определенный размер компенсации порождается судебным решением по этому вопросу. При причинении имущественного вреда любого вида (повреждение вещи, утрата дохода и т. п.) размер причиненного вреда объективно существует в виде цены вещи или размера дохода. Их количественное значение можно выяснить в торговой организации или из

Эрделевский А.М. Моральный вред и компенсация за страдания. Научно-практическое пособие. М., 1998.

соответствующих документов, поскольку цена в конечном счете отражает объем трудозатрат, связанных с изготовлением материального объекта (а в более сложных случаях, например, в отношении предметов искусства - путем экспертной оценки). В отношении же компенсации за страдания законодатель отвел роль «эксперта» суду. Поэтому в случае компенсации морального вреда в добровольном порядке возместивший вред никогда не может быть уверен в отсутствии в последующем каких-либо претензий со стороны потерпевшего и не «застрахован» от определения судом совершенно иного размера компенсации, потому что именно этот размер будет размером компенсации морального вреда в смысле гражданского законодательства. Сказанное не означает, что автор выступает против добровольной компенсации морального вреда. Просто он считает целесообразным предупредить о том, что добровольная выплата компенсации.не препятствует потерпевшему предъявить иск о компенсации морального вреда, поэтому следует надлежащим образом оформлять добровольную выплату компенсации. В приложении к настоящей работе приводится образец примерного Соглашения о добровольной компенсации морального вреда.

В ст. 151 ГК РФ законодатель устанавливает принцип определения судом размера компенсации морального вреда, и одновременно указывает ряд критериев, которые должны учитываться судом при определении размера компенсации (степень вины нарушителя, степень страданий и индивидуальные особенности потерпевшего, иные заслуживающие внимания обстоятельства), но не устанавливает какихлибо правил применения указанных критериев для определения размера компенсации. В ст. 1101 законодатель дополняет перечень критериев требованием учета характера физических и нравственных страданий потерпевшего, уточняет, что степень вины причинителя вреда должна учитываться только в. тех случаях, когда вина является основанием ответственности за причинение морального вреда, и предписывает суду при определении размера компенсации учитывать требования разумности и справедливости.

На первый взгляд требование ст. 1101 об учете требований разумности и справедливости кажется несколько странным и трудновыполнимым. Исходя из общего понимания разумности и справедливости, трудно предположить, что законодатель не предъявляет подобного требования к любому судебному решению по любому делу, и вряд ли он имеет в виду противопоставить требование разумности и справедливости требованию законности и обоснованности судебного решения (ст. 192 ГПК РФ). Однако вопрос снимается при анализе ст. 1101 в совокупности со ст. 6 ГК РФ, которая также упоминает о требованиях разумности и справедливости совместно с применением аналогии права в случаях, когда не может быть использована аналогия закона, то есть когда отношения сторон прямо не урегулированы гражданским законодательством. или соглашением сторон, отсутствует применимый к ним обычай делового оборота, и невозможно использовать гражданское законодательство, регулирующее сходные отношения. Это означает, что предписание учитывать требование разумности и справедливости в отношении компенсации морального вреда следует рассматривать как указание на возможность и необходимость применения в этом случае аналогии права, то есть учета общих начал и смысла гражданского законодательства, что позволяет применить для определения размера компенсации морального вреда принцип адекватности, на котором мы остановимся ниже.

Имел ли в виду законодатель разрешить отдельному суду, рассматривающему конкретное дело, руководствоваться только своим усмотрением при определении размера компенсации морального вреда, что пока и имеет место в судебной практике? По-видимому, нет, так как это привело бы к установлению совершенно различных размеров компенсации при сходных обстоятельствах дела, что в принципе противоречит целям правового регулирования. Законодатель учитывал, что в соответствии с действующим законодательством Верховный суд РФ является высшим судебным органом по гражданским делам, которые подсудны судам общей юрисдикции, и управомочен давать руководящие разъяснения по вопросам судебной практики. Таким образом, законодатель оставил определение размера компенсации морального вреда на усмотрение суда, рассматривающего дело, с учетом принципов определения такого размера, которые должны быть установлены в разъяснениях Верховного суда РФ, так как требование законодателя о соблюдении принципов разумности и справедливости следует считать обращенным не только к конкретному судебному составу, но и к судебной системе в целом. Поэтому разработка таких принципов является одной из наиболее актуальных потребностей российского права. В юридической литературе высказывались различные предложения по этому вопросу, однако до настоящего времени отсутствует стройная концепция, которая могла бы быть воспринята судебными органами для установления единообразия правоприменительной практики. Необходим некий базис, отталкиваясь от которого суды могли бы далее выполнять требование учета критериев, установленных ст. 151, 1101 ГК РФ. Ведь в настоящее время и сам суд, даже сославшись в решении на учет всех предусмотренных законом критериев, не в состоянии вразумительно ответить на вопрос, почему он применил тот, а не иной порядок цифр, определяя размер компенсации морального вреда.

Эрделевский А.М. Моральный вред и компенсация за страдания. Научно-практическое пособие. М., 1998.

В ст. 10 ГПК РСФСР предусмотрено право суда при разрешении дел исходить из общих начал и смысла законодательства, если отсутствует материальный закон, регулирующий спорное или сходное с ним отношение. Как отмечалось выше, при возмещении имущественного вреда гражданское законодательство применяет принцип эквивалентности (равенства) размера возмещения размеру причиненного вреда. Однако, в случае компенсации морального вреда принцип эквивалентности неприменим в силу специфики морального вреда. Но поскольку вред причинен и должен быть возмещен, из смысла гражданского законодательства вытекает, что к компенсации морального вреда может и должен применяться принцип более «низкого» уровня - принцип адекватности (соответствия). Действительно, если размер компенсации не может быть равен размеру вреда, то должен хотя бы соответствовать ему. Иными словами: за больший моральный вред - больший размер компенсации, и наоборот. Это естественно и с позиций компенсационно-штрафного характера ответственности за причинение морального вреда, только в данном случае штраф взыскивается в пользу потерпевшего и предназначается для сглаживания перенесенных страданий и переживаний.

Моральный вред возникает вследствие противоправного умаления благ и ущемления прав личности.

В соответствии со ст. 2 Конституции РФ, человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства. Каковы бы ни были виды этих благ и прав, они охраняются различными отраслями права. Наиболее жесткой мерой ответственности, применяемой государством за совершение правонарушения, является уголовное наказание. Поэтому разумно предположить, что соотношение максимальных санкций норм уголовного кодекса наиболее объективно отражает общественную значимость охраняемых благ, и целесообразно использовать эти соотношения для определения размера возмещения презюмируемого морального вреда. Именно такой подход позволяет учесть те требования разумности и справедливости, о которых говорит ст. 1101 ГК РФ. Являясь карой за совершение преступления, в интересующем нас аспекте преступления против личности, наказание за такое преступление отражает значимость прав и свобод личности, общественную опасность их противоправного умаления. Конечно, такое соотношение будет иметь достаточно условный характер, равно как и условны соотношения санкций норм Уголовного кодекса для различных видов преступлений. Но использование именно таких критериев представляется наиболее подходящим для выработки шкалы размеров презюмируемого морального вреда. Презюмируемый моральный вред - это страдания, которые должен испытывать некий «средний», «нормально» реагирующий на совершаемые в отношении него неправомерные действия человек. По существу, презюмируемый моральный вред представляет собой общественную оценку противоправного деяния. При рассмотрении конкретного дела размер компенсации презюмируемого морального вреда может меняться как в большую, так и в меньшую сторону в зависимости от конкретных обстоятельств. Определенная таким образом денежная сумма составит размер компенсации действительного морального вреда. При этом величина размера компенсации действительного морального вреда не должна отклоняться от размера компенсации презюмируемого морального вреда в сторону увеличения более чем на определенную величину, размер которой будет показан ниже. В сторону уменьшения это отклонение может составлять до 100 процентов, вплоть до полного отказа в компенсации морального вреда.

Эти положения были приняты за основу для определения размера компенсации морального вреда в денежной форме. Ниже показаны результаты применения такого метода для различных видов правонарушений. При этом размер компенсации презюмируемого морального вреда при причинении тяжких телесных повреждений, соединенном с мучениями и истязаниями, принимался за относительную единицу. Абсолютный размер такого возмещения принимался равным 720-кратному размеру минимальной заработной платы, установленному законодательством на момент вынесения решения по делу (далее - МЗП). 720 МЗП - это заработок физического лица за 10 лет при размере месячного заработка 6 МЗП. Как показывает анализ, такой среднемесячный заработок следует считать наиболее стимулируемым государством, исходя из законодательства о налогообложении прибыли предприятий и организаций, которое до недавнего времени предусматривало обложение налогом на прибыль величины превышения фонда заработной платы по предприятию (организации) в целом по сравнению с величиной того же фонда, рассчитанного исходя из б МЗП в месяц на каждого работника (п. 3 Указа Президента РФ от 22 декабря 1993 г. № 2270 «О некоторых изменениях в налогообложении и во взаимоотношениях бюджетов различных уровней»)1 . Представляется, что принятие такой величины за основу для расчета размера компенсации в достаточной степени соответствует вышеупомянутым требованиям разумности и справедливости. Понятно, что изменения законодательства могут дать основания для перерасчета базисного размера, если эти изменения дадут основания полагать, что иной размер будет более разумным и справедливым.

В таблице приведены размеры компенсации презюмируемого морального вреда. Поскольку не все виды правонарушений влекут уголовную ответственность, и не могут быть определены исчерпывающим

1 САПП РФ. 1993. № 52. Ст. 5076.

Эрделевский А.М. Моральный вред и компенсация за страдания. Научно-практическое пособие. М., 1998.

образом, то размер компенсации презюмируемого морального вреда для не являющихся преступлениями правонарушений принимался равным размеру компенсации того же вреда для видов преступлений, влекущим, по нашему мнению, аналогичный моральный вред. Так, моральный вред при непреступном причинении вреда имуществу и ином нарушении имущественных прав потребителей, а также причинении морального вреда незаконными, но не преступными действиями и решениями органов власти и управления принимался соответствующим моральному вреду при уголовно наказуемом обмане потребителей. Разумеется, незаконные действия органов власти и управления могут в зависимости от их характера и сопутствующих конкретному правонарушению обстоятельств повлечь различный моральный вред, что при рассмотрении конкретного дела может быть учтено путем применения повышающих или понижающих коэффициентов, которые будут приведены ниже. Таблица рассчитана применительно к УК РФ от 13 июня 1996 г., введенному в действие с 1 января 1997 г.

Научно-практическое пособ ие. М., 1998.

Примечание: незаконное содержание под стражей или иное ограничение свободы в состав тяжких последствий незаконного осуждения не входит и влечет самостоятельную ответственность за причинение морального вреда.

Приведенный перечень правонарушений может быть расширен и детализирован по мере совершенствования законодательной базы. Размеры компенсации морального вреда для конкретных составов правонарушений также будут подлежать уточнению в связи с изменениями в законодательстве, в особенности уголовном. Однако не вызывает сомнений, что применение шкалы компенсации презюмируемого морального вреда может способствовать установлению единообразия в правоприменительной практике в вопросе определения размера компенсации морального вреда в денежной форме.

Эрделевский А.М. Моральный вред и компенсация за страдания. Научно-практическое пособие. М., 1998.

Для дальнейшего рассмотрения вопроса о размере компенсации морального вреда вновь обратимся к ст. 151, 1101 ГК РФ. Что должен принять во внимание суд при определении размера компенсации морального вреда?

1. Размер возмещения презюмируемого морального вреда.

2. Характер и степень физических и нравственных страданий, связанных с индивидуальными особенностями потерпевшего.

3. Степень вины нарушителя, если вина является основанием ответственности.

4. Иные, заслуживающие внимания обстоятельства, в том числе фактические обстоятельства, при которых вред был причинен.

5. Требования разумности и справедливости.

В статьях 151, 1101 ГК РФ прямо не указано на учет размера компенсации презюмируемого морального вреда или какого-либо аналогичного понятия. Однако такой вывод недвусмысленно следует из предписания суду учитывать характер и степень страданий, связанных с индивидуальными особенностями потерпевшего (что предполагает наличие некоего общего стандарта степени страданий и, соответственно, их возмещения), а также учитывать требования разумности и справедливости (что предполагает наличие в обществе некоего общего понимания разумности и справедливости). При предлагаемом в настоящей работе методе требования разумности и справедливости оказываются учтены заранее при создании шкалы размеров компенсации презюмируемого морального вреда, и выбранный из этой шкалы размер компенсации для конкретного правонарушения уже содержит в себе учет этих требований. Закон не раскрывает, какие именно обстоятельства могут быть учтены судом в качестве заслуживающих внимания.

В судебной практике выработаны рекомендации для некоторых случаев причинения морального вреда. Так, в п. 11 в постановлении № 11 от 18 августа 1992 г. «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан и организаций» пленум Верховного суда РФ указал: «Размер возмещения морального (неимущественного) вреда определяется при вынесении решения в денежном выражении в зависимости от характера и содержания публикации, порочащей честь и достоинство гражданина, ущемляющей его права, иные охраняемые законом интересы и его репутацию, от степени распространения недостоверных сведений, а также других заслуживающих внимания обстоятельств, связанных с распространением таких сведений» 1 . В этом постановлении к числу заслуживающих внимания обстоятельств отнесены характер и содержание публикации и степень распространения недостоверных сведений.

В п. 36 постановления № 3 от 28 апреля 1994 г. пленум Верховного суда РФ указал: «Размер возмещения морального вреда определяется судом в решении исходя из степени тяжести травмы, иного повреждения здоровья, других обстоятельств, свидетельствующих о перенесенных потерпевшим физических и нравственных страданиях, а также с учетом имущественного положения причинителя вреда, степени вины потерпевшего и других конкретных обстоятельств» 2 . Здесь к числу заслуживающих внимания обстоятельств отнесены степень тяжести травмы, имущественное положение причинителя вреда, степень вины потерпевшего. Вероятно, перечень этих обстоятельств не может быть определен совершенно исчерпывающе, и его следует определять в зависимости от вида дел. Однако можно выделить обстоятельство, которое заслуживает внимания при рассмотрении любых категорий дел, связанных с компенсацией морального вреда. Это степень вины потерпевшего. Имущественное положение причинителя вреда, по нашему мнению, не должно учитываться в качестве заслуживающего внимания обстоятельства при определении размера компенсации морального вреда, что не означает, что имущественное положение гражданина - причинителя вреда вообще не может быть учтено. Оно может быть учтено судом в порядке ст. 1083 ГК РФ как снисхождение, которое суд вправе проявить к причинителю вреда в связи с его имущественным положением. При этом следует иметь в виду, что суд вправе на этом основании лишь снизить размер компенсации, но не отказать в компенсации вообще. В случае причинения морального вреда умышленными действиями учет имущественного положения причинителя вреда не допускается.

С учетом изложенного размер возмещения морального вреда можно выразить в виде разработанной автором общей формулы:

D=d × f(v)× i× c× (1 – fs ). В этой формуле приняты следующие обозначения:

D - размер компенсации действительного морального вреда; d - размер компенсации презюмируемого морального вреда;

fv - степень вины причинителя. вреда, при этом 0£ fv £ 1;

i - коэффициент индивидуальных особенностей потерпевшего, при этом 0

c - коэффициент учета заслуживающих внимания обстоятельств, при этом 0

1 БВС РФ. 1992. № 11. С. 3.

2 БВС РФ. 1994. № 7. С. 3.

Эрделевский А.М. Моральный вред и компенсация за страдания. Научно-практическое пособие. М., 1998. fs - степень вины потерпевшего, при этом 0≤fs ≤1.

D, d - damage (ущерб); f - fault (вина);

v - violator (нарушитель, причинитель вреда); s -survivor (потерпевший);

i - individual (индивидуальный); с - circumstances (обстоятельства).

Как отмечалось выше, целесообразно различать следующие степени вины причинителя вреда: простая и грубая неосторожность, косвенный и прямой умысел. Для упрощения можно принять следующее предположение:

fv = 0,25 для простой неосторожности; fv = 0,5 для грубой неосторожности; fv = 0,75 для косвенного умысла;

fv = 1,0 для прямого умысла.

Степень вины потерпевшего, поскольку его вина учитывается для уменьшения размера компенсации морального вреда только в случае грубой неосторожности, можно для упрощения принимать равной 0,5 (fs

= 0,5). Эти значения могут быть использованы, если суд не найдет оснований для применения иных значений в установленных пределах.

Что касается коэффициента учета обстоятельств, следует отметить, что эти обстоятельства могут быть в достаточной степени разными при посягательстве на разные блага, однако представляется целесообразным заключить его в пределы от нуля до двух, имея в виду, что этот коэффициент равен единице при «обычных» для такого рода правонарушений обстоятельствах, и равен двум в случае, если эти обстоятельства резко отличаются от обычных. Человеческий организм имеет определённый «порог» для реагирования страданиями на негативные внешние воздействия, по превышении которого не происходит дальнейшее увеличение страданий, то есть фиксируется «пороговый» уровень морального вреда. Как можно видеть из вышеприведенной формулы, максимальный размер возмещения морального вреда равен четырехкратному размеру презюмируемого морального вреда. В случае добровольной компенсации правонарушителем морального вреда или совершении им иных действий, направленных на сглаживание причиненных страданий, коэффициент учета обстоятельств «с» может быть принят существенно меньшим единице.

Покажем применение предлагаемой формулы на примере отдельных дел, приведенных в настоящей работе.

Пример 1. Рассмотрим дело 1 из главы 3 о замене некачественного телевизора:

Презюмируемый моральный вред d, исходя из таблицы, принимается равным 36 МЗП (нарушение имущественных прав потребителей, не причинившее существенного ущерба). По состоянию на момент вынесения решения (23 марта 1993 г.) МЗП составляла 2250 руб. (Закон РФ от 13 ноября 1992 г. «О минимальном размере оплаты труда»1 ). Таким образом, d = 2250 х 36 = 81000 руб.

Степень вины причинителя вреда, предполагая простую неосторожность, принимается равной 0,25 (fv

0,25).

Степень вины потерпевшего принимается равной 0 (fs = 0).

Коэффициент индивидуальных особенностей потерпевшего принимается равным 1 (i =1).

Для определения коэффициента заслуживающих внимания обстоятельств необходимо принять во внимание, что истец пять раз был вынужден производить гарантийный ремонт телевизора, а также то, что телевизор отработал только четверть гарантийного срока. При таких обстоятельствах коэффициент «с» может быть принят равным 1,75 (с = 1,75).

Итак, размер компенсаций действительного морального вреда составит D = 8100 х 0,25 х 1 х 1,75 х (1-0) = 35400 руб.

Как видим, в данном случае применение формулы привело к определению меньшего, по сравнению с решением суда, размера компенсации (75000 руб.).

Пример 2. Рассмотрим дело 10 из главы 3 о компенсации морального ущерба, причиненного ДТП.

1 ВВС РФ. 1992. № 48. Ст. 2756.

Эрделевский предлагает следующую формулу (3.1).

D=d*fv*i*c*(1-fs) (3.1)

D - размер компенсации действительного морального вреда;

D - размер компенсации презюмируемого морального вреда;

Fv - степень вины причинителя вреда, при этом 0≤fv≤1;

I - коэффициент индивидуальных особенностей потерпевшего, при этом 0≤i≤2;

C - коэффициент учета заслуживающих внимания фактических обстоятельств, при этом 0≤c≤2;

Fs - степень вины потерпевшего, при этом 0≤fs≤1.

Таким образом, автор предлагает все названные в законе критерии определения размера морального вреда заменить на законодательно одобренные формулы и таблицы, которые, по его мнению, обеспечат правильное и единообразное решение судами споров о компенсации морального вреда.

Давая свою оценку методу, предложенному Эрделевским, нужно отметить, что подобный подход, являясь в своем роде уникальным в теории российского гражданского права, имеет как достоинства, так и недостатки.

Прежде всего, заслуживает внимания разработанный Эрделевским базисный уровень размера компенсации морального вреда, основанный на соответствующих санкциях норм УК РФ за конкретные виды преступлений. Действительно, раз законодатель уже дал свою оценку социальной значимости тех или иных благ в уголовном праве, почему бы не использовать эти достижения в гражданском праве. Тем более, что в силу своей универсальности институт компенсации морального вреда тесно переплетается с другими отраслями права. Конечно, такое соотношение с максимальными санкциями УК РФ имеет достаточно условный характер (что признается и самим автором), но вряд ли в существенно большей степени, чем условны сами размеры санкций за различные преступления и соотношения между ними. Таким образом, базисный уровень размера компенсации морального вреда Эрделевского является вполне приемлемым для применения его на практике. Другое дело, в какой форме это должно осуществляться?

Также нельзя не отметить, что в методе Эрделевского учитываются все законодательно установленные критерии (ст. 151, 1101 ГК РФ). Все они, будучи представлены в формуле в качестве множителей, в той или иной мере влияют на размер компенсации действительного морального вреда. Исключение составляет лишь требование разумности и справедливости, однако сам автор считает, что данный критерий уже заведомо учтен в величине размера компенсации презюмируемого морального вреда. К тому же коэффициент разумности и справедливости, выраженный, к примеру, в сотых или тысячных долях, выглядел бы, по крайней мере, неадекватно.

Говоря же о недостатках подхода Эрделевского, нужно заметить, что наиболее уязвимой частью его позиции является разработанная им всеобщая формула подсчета действительного морального вреда. Первое, что бросается в глаза при анализе этой формулы, - ее сложность и громоздкость. Каждый член произведения, представляющий собой степень или коэффициент, носит оценочный характер, что неизменно вызовет большие затруднения в ходе судопроизводства. Связано это с тем, что, во-первых, сторонами будет оспариваться каждый множитель в отдельности (а это вызовет затягивание процесса), во-вторых, судье в решении придется мотивировать каждый установленный коэффициент, т.е. исчерпывающе объяснить, почему, к примеру, при учете индивидуальных особенностей потерпевшего коэффициент составил 1, а не 0,75 или 1,25 и т.д. А ведь формула построена так, что малейшее колебание величины коэффициента ведет к существенному изменению размера действительного размера компенсации.

Помимо ее сложности, данная формула несовершенна и математическом плане. Так, согласно ст. 1100 ГК РФ компенсация морального вреда по делам о причинении вреда жизни и здоровью источником повышенной опасности осуществляется независимо от вины причинителя. Но если в предложенной формуле степень вины причинителя (fv) равна нулю, что допускает автор, то согласно правилам арифметики произведение чисел, одно из которых равно нулю, будет соответственно равно нулю. Т.е. в нарушение требований закона заинтересованное лицо не сможет получить компенсацию морального вреда от невиновного причинителя вреда.

Наконец, как справедливо считает судья Иванов В.М., «нельзя загонять судебные решения в четкие рамки формулы, поскольку даже за преступления, подлежащие уголовной ответственности, суд сам определяет наказание, исходя из границ санкций за каждое правонарушение».

Подводя итоги, следует отметить, что хотя предложенный Эрделевским метод и имеет ряд недочетов, однако он является, несомненно, лучшей альтернативой существующему пробелу в законодательстве, а ряд моментов этого метода могут лечь в основу реально действующего механизма компенсации морального вреда. Последний, на наш взгляд, должен базироваться на следующих принципах:

Во-первых, этот механизм действительно может основываться на соотношении максимальных санкций уголовно-правовых норм, которые, как мы уже отмечали, являются ярчайшим выражением социальной значимости тех или иных благ, к тому же закрепленных законодательно.

Во-вторых, при установлении границ компенсации морального вреда следует учитывать не только соотношение максимальных санкций УК РФ, но и соотношение верхнего и нижнего предела конкретной санкции.

В-третьих, при определении размера компенсации морального вреда суд должен исходить из уже закрепленных количественных рамок размера компенсации морального вреда для каждого отдельного блага (по примеру относительно определенных уголовно-правовых санкций с максимальными и минимальными сроками и размерами). Суд же с учетом всех обстоятельств, заслуживающих внимания, может определить размер компенсации в пределах этих рамок. В связи с растущей актуальностью и популярностью института представляется целесообразным указанные рамки определить нормативно или в Постановлении Пленума Верховного суда (что реальнее) в целях обеспечения единообразного осуществления правосудия. Такие попытки на территории бывшего СССР уже имеются: например, в законодательстве Литвы и Белоруссии ограничена максимальная сумма компенсации морального вреда. Таким образом, задачи по определению резюмируемого морального вреда и границ компенсации лягут не на плечи рядового судьи, а будут решаться законодательным корпусом либо коллегией судей Верховного суда, суды же станут выполнять требования учета критериев статей 151 и 1101 ГК РФ.

Полагаем, что с учетом всех вышеперечисленных принципов механизм определения размера компенсации морального вреда будет, с одной стороны, предельно полным, а с другой – реально применимым на практике. Кроме того, подобный подход, несомненно, будет способствовать единообразному и справедливому решению судами споров о компенсации морального вреда.

Таким образом, выше изложенное убедительно свидетельствует о том, что разработка критериев определения размера компенсации морального вреда более чем необходима. Такие критерии позволят российскому судопроизводству продуктивнее разрешать вопросы о компенсации морального вреда . Следует заметить, что не во всех странах мира выработана универсальная методика определения размера компенсации морального вреда. Нет ее, например, и в таких странах континентальной правой системы, как Германия и Франция, в отличие от стран англо-американского права, основанного на применении прецедентного права, определившего предельные экономические уровни компенсации морального вреда. В связи с этим Россия не может воспользоваться в полном объеме международным опытом, чему сопутствуют и отличие правовой системы, и отсутствие достаточной судебной практики, и нестабильное экономическое и политическое положение нашей страны. Разработка критериев определения размеров компенсации морального вреда позволила бы России вступить на путь создания достаточной практической базы, совершенствования законодательства в данной области и разрешения судебных споров о компенсации морального вреда с наибольшим учетом интересов граждан и соблюдения принципа справедливости.

Анализ российской судебной практики показывает, что нормы законодательства о компенсации морального вреда применяются судами не всегда достаточно последовательно, в некоторых случаях обоснованность доводов судов вызывает серьезные сомнения.

Например, при рассмотрении дел о компенсации морального вреда все большее распространение получает применение судами презумпции причинения потерпевшему морального вреда. Однако не всегда эта презумпция применяется достаточно корректно.
Так, в п. 7 утвержденного Президиумом Верховного Суда РФ 16.02.2017 Обзора судебной практики Верховного Суда N 1 (2017) (далее - Обзор) приводится дело, в котором Верховным Судом было отменено оставленное в силе судом апелляционной инстанции решение суда первой инстанции об отказе в удовлетворении требований истца о взыскании компенсации морального вреда за несвоевременную выплату страхового возмещения.
Основанием отмены решения в части отказа в компенсации морального вреда, как указывается в Обзоре, было то, что согласно ст. 15 Закона Российской Федерации от 7 февраля 1992 г. "О защите прав потребителей" моральный вред компенсируется потребителю в случае установления самого факта нарушения его прав, а суды первой и апелляционной инстанций не учли этого обстоятельства. Однако этот тезис Верховного Суда представляется сомнительным.
Согласно ст. 15 Закона о защите прав потребителей моральный вред, причиненный потребителю вследствие нарушения изготовителем (исполнителем, продавцом, уполномоченной организацией или уполномоченным индивидуальным предпринимателем, импортером) прав потребителя, предусмотренных законами и правовыми актами Российской Федерации, регулирующими отношения в области защиты прав потребителей, подлежит компенсации причинителем вреда при наличии его вины. При этом размер компенсации морального вреда определяется судом и не зависит от размера возмещения имущественного вреда, а сама компенсация осуществляется независимо от возмещения имущественного вреда и понесенных потребителем убытков.
Нетрудно видеть, что ст. 15 Закона о защите прав потребителей не устанавливает каких-либо особенностей ни в отношении состава оснований ответственности за причинение морального вреда, ни в отношении распределения бремени доказывания отдельных юридических фактов в рамках указанного состава. В действительности Верховный Суд, отменяя акты судов первой и апелляционной инстанций, лишь воспроизвел приведенное в п. 45 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28.06.2012 N 17 "О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей" (далее - Постановление N 17) и также никак не вытекающее из закона суждение о том, что при решении судом вопроса о компенсации потребителю морального вреда достаточным условием для удовлетворения иска является установленный факт нарушения прав потребителя.
При рассмотрении требований потребителя о компенсации причиненного ему морального ст. 15 Закона о защите прав потребителя применяется в совокупности со ст. 151, 1099 - 1101 ГК РФ. Поэтому доказыванию при рассмотрении таких требований подлежат следующие обстоятельства: факт причинения потерпевшему морального вреда, то есть физических или нравственных страданий; факт нарушения прав потребителя; причинная связь между нарушением прав потребителя и причиненным ему моральным вредом; вина причинителя вреда. Как правильно отмечается в п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.1994 N 10 "Некоторые вопросы применения законодательства о компенсации морального вреда", судам следует в числе прочего устанавливать, чем подтверждается факт причинения потерпевшему нравственных или физических страданий.
Согласно ст. 56 ГПК РФ каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается как на основания своих требований и возражений, если иное не предусмотрено федеральным законом. Аналогичное общее правило установлено в ч. 1 ст. 65 АПК РФ и ч. 1 ст. 62 КАС РФ. Из числа юридических фактов, входящих в состав оснований ответственности за причинение морального вреда, истец (потерпевший) освобождается лишь от необходимости доказывания наличия вины причинителя морального вреда. Это изъятие из общего правила о распределении бремени доказывания основано на правиле п. 2 ст. 1064 ГК, согласно которому лицо, причинившее вред, освобождается от возмещения вреда, если докажет, что вред причинен не по его вине. То есть в данном случае действует презумпция виновности причинителя вреда. Однако все остальные элементы состава оснований ответственности за причинение морального вреда и в первую очередь сам факт причинения морального вреда, то есть претерпевания потерпевшим (в приведенном выше примере - потребителем), должен быть доказан самим потерпевшим.
Игнорирование общих правил процессуального законодательства о распределении бремени доказывания и буквальное следование не вполне корректному тезису п. 45 Постановления N 17 о том, что при решении судом вопроса о компенсации потребителю морального вреда достаточным условием для удовлетворения иска является установленный факт нарушения прав потребителя, может привести к серьезным ошибкам в применении норм материального права. Заметим, впрочем, что вышеупомянутый тезис нельзя назвать полностью ошибочным или противоречащим закону. Он именно не вполне корректен. Поясним сказанное на гипотетическом примере.
Гражданин-потребитель купил сложный бытовой прибор и уехал в длительную командировку. На время своего отсутствия он поручил поверенному осуществлять присмотр за своей квартирой, включая проверку исправности находящегося в ней оборудования. При этом он выдал представителю доверенность на совершение любых действий, необходимых для защиты его интересов. В силу характера командировки поверенный не имеет связи с доверителем, последнему поручено предпринимать все необходимые действия без уведомления об этом доверителя.
В ходе очередной проверки представитель обнаруживает, что принадлежащий доверителю бытовой прибор неисправен, и предъявляет предусмотренные законом требования к продавцу. Продавец необоснованно отказывает в удовлетворении этих требований, и поверенный от имени доверителя предъявляет к продавцу иск, включая в состав исковых требований и требование о компенсации причиненного доверителю морального вреда на основании ст. 15 Закона о защите прав потребителей. Если при рассмотрении такого иска будет доказано нарушение прав доверителя (потребителя) и суд буквально последует п. 45 Постановления N 17, то он должен будет удовлетворить предъявленное поверенным от имени доверителя требование о компенсации морального вреда. Однако удовлетворение требования о компенсации причиненного доверителю морального вреда при таких обстоятельствах прямо противоречило бы закону. Ведь доверитель не знал о нарушении его прав и, соответственно, не мог испытывать ни физических, ни нравственных страданий. Иными словами, моральный вред не был ему причинен.
Поэтому подлежащим доказыванию обстоятельством, помимо самого факта нарушения прав потребителя, является факт осведомленности потребителя об этом нарушении и способности осознавать характер его последствий. Предполагаться может лишь то, что знающий о нарушении своих прав потребитель испытывает от этого как минимум огорчение, то есть претерпевает моральный вред в виде нравственных страданий. Если потерпевший самостоятельно предъявляет иск, то этим обстоятельством он доказывает факт своей осведомленности о нарушении своих прав. Кроме того, объяснения истца о том, что он испытал страдания, сами по себе являются одним из предусмотренных процессуальным законодательством средств доказывания. Если же иск предъявляет представитель, то прежде всего он должен представить доказательства осведомленности доверителя о нарушении его прав, поскольку такая осведомленность является необходимым условием претерпевания морального вреда. Для презумпции такой осведомленности закон не дает никаких оснований.
И лишь затем возникает вопрос о том, испытал ли страдания осведомленный о нарушении своих прав потерпевший. Но и в отношении этого обстоятельства закон какой-либо презумпции не устанавливает.
На первый взгляд несколько более корректно, по сравнению с п. 45 Постановления N 17, сформулирована мысль о презумпции претерпевания морального вреда в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 26.01.2010 N 1 "О применении гражданского законодательства, регулирующего отношения по обязательствам вследствие причинения вреда жизни или здоровью гражданина" (далее - Постановление N 1). В п. 32 Постановления N 1 указывается, в частности, что, поскольку потерпевший в связи с причинением вреда его здоровью во всех случаях испытывает физические или нравственные страдания, факт причинения ему морального вреда предполагается. Однако при детальном рассмотрении этот тезис тоже оказывается не вполне корректным. Разве во всех случаях при причинении вреда его здоровью потерпевший испытывает физические или нравственные страдания? Да, в большинстве случаев испытывает. Но не всегда, а лишь тогда, когда он знает, что его здоровью причинен вред, и способен осознавать характер такого вреда. Поэтому правильнее было бы сказать не "всегда", а "обычно" или "как правило".
Зачастую здоровью потерпевшего может быть причинен вред, о существовании которого он может и не знать. Например, врачом по небрежности назначен прием противопоказанных конкретному пациенту медикаментов, они негативно повлияли на работу внутренних органов, но пациент этого не заметил в силу незначительности такого влияния. Но, конечно, если потерпевший, здоровью которого причинен вред, самостоятельно предъявляет иск о компенсации морального вреда, значит, он такое негативное влияние заметил. А если иск предъявляет представитель, в частности, законный? И если при этом потерпевший вследствие своего физического или психического состояния, например впадения в коматозное состояние, вообще не способен испытать ни физические, ни нравственные страдания?
При этом интересно отметить, что в том же п. 32 Постановления N 1 совершенно правильно разъясняется, что при рассмотрении дел о компенсации морального вреда в связи со смертью потерпевшего иным лицам, в частности членам его семьи, иждивенцам, суду необходимо учитывать обстоятельства, свидетельствующие о причинении именно этим лицам физических или нравственных страданий, однако наличие факта родственных отношений само по себе не является достаточным основанием для компенсации морального вреда. То есть умаление неимущественного блага в виде родственных связей происходит, а морального вреда в связи с этим может и не наступить (и зачастую, в силу достаточно разнообразно складывающихся между родственниками отношений, действительно не наступает). Почему же следует предполагать, что при причинении вреда такому неимущественному благу, как здоровье, моральный вред наступает всегда? Как представляется, для такого вывода нет достаточных оснований.
Необходимо выработать правильный подход к рассматриваемому вопросу. Для этого следует уточнить, что именно может предполагаться при рассмотрении споров о компенсации морального вреда. Еще раз напомним, что наличие морального вреда предполагает негативные изменения в психической сфере человека, выражающиеся в претерпевании последним физических и нравственных страданий. Одной из особенностей морального вреда является то, что эти негативные изменения происходят в сознании потерпевшего.
Как представляется, следует предполагать, что осведомленный о совершении в отношении его любого неправомерного действия потерпевший испытывает по меньшей мере нравственные страдания, если правонарушитель не докажет обратное. Например, клеветник вправе ссылаться на неспособность потерпевшего осознавать позорящий характер распространяемых о нем сведений и будет освобожден от ответственности за причинение морального вреда, доказав это обстоятельство.
Обратимся далее к нормам процессуального законодательства о доказывании. Согласно ч. 1 ст. 61 ГПК РФ обстоятельства, признанные судом общеизвестными, не нуждаются в доказывании. На основании такого признания сторона, на которой лежит бремя соответствующего обстоятельства, освобождается от его доказывания. Есть все основания считать общеизвестным то обстоятельство, что потерпевший, осведомленный о совершении в отношении его неправомерного действия, испытывает в связи с этим переживания (нравственные страдания), и освобождать потерпевшего от доказывания факта претерпевания им морального вреда. Это не лишает ответчика возможности пытаться доказать обратное, то есть то, что потерпевший по каким-то особым причинам не испытывал страданий, несмотря на совершение в отношении его неправомерного действия.
Изложенное дает основания предложить внесение следующих корректировок в п. 45 Постановления N 17 и в п. 32 Постановления N 1.
В п. 45 Постановления N 17 после слов "...при решении судом вопроса о компенсации причиненного потребителю морального вреда достаточным условием для удовлетворения иска является установленный факт нарушения прав потребителя" следует включить предложение "При доказанности осведомленности потребителя о нарушении его прав он освобождается от доказывания факта причинения ему морального вреда. Ответчик вправе доказывать отсутствие такого вреда".
В п. 32 Постановления N 1 слова "...поскольку потерпевший в связи с причинением вреда его здоровью во всех случаях испытывает физические или нравственные страдания, факт причинения ему морального вреда предполагается" целесообразно заменить предложением "При доказанности осведомленности потерпевшего о причинении вреда его здоровью он освобождается от доказывания факта причинения ему морального вреда. Ответчик вправе доказывать отсутствие такого вреда".
Как отмечалось выше, все сказанное выше относительно освобождения потерпевшего от доказывания факта причинения ему морального вреда в случае нарушения прав потребителей и причинения вреда здоровью в полной мере распространяется и на любые другие случаи противоправных действий в отношении других благ, умаление которых порождает право потерпевшего на компенсацию морального вреда, в частности на требование о компенсации морального вреда за нарушение права на судопроизводство в разумный срок и права на исполнение судебного акта в разумный срок. Речь идет о компенсации морального вреда, требование о выплате которой может быть предъявлено вместо требования о выплате той компенсации, о которой говорится в п. 1 ст. 2 Федерального закона от 30.04.2010 N 68-ФЗ "О компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок".
Как отмечается в п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.03.2016 N 11 "О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении дел о присуждении компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок" (далее - Постановление N 11), названная в указанном Федеральном законе компенсация предусмотрена как мера ответственности государства и имеет целью возмещение неимущественного вреда, причиненного фактом нарушения процедурных условий, обеспечивающих реализацию данных прав в разумный срок, независимо от наличия или отсутствия вины суда, органов уголовного преследования, органов, на которые возложена обязанность по исполнению судебных актов, иных государственных органов, органов местного самоуправления и их должностных лиц.
Далее в том же пункте Постановления N 11 указывается, что данная компенсация не направлена на восполнение имущественных потерь заинтересованного лица и не заменяет собой возмещения имущественного вреда, причиненного ему незаконными действиями (бездействием) государственных органов, в том числе судов. Но при этом присуждение компенсации за нарушение права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок лишает заинтересованное лицо права на компенсацию морального вреда за указанные нарушения по правилам ГК РФ.
Как разъясняется в п. 40 Постановления N 11, поскольку сам факт нарушения права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок свидетельствует о причиненном неимущественном вреде (нарушении права на судебную защиту), а его возмещение не зависит от вины органа или должностного лица, лицо, обратившееся с заявлением о компенсации, не должно доказывать наличие этого вреда. Отсюда Верховный Суд РФ делает вывод о том, что установление факта нарушения права на судопроизводство в разумный срок или права на исполнение судебного акта в разумный срок является основанием для присуждения компенсации, ссылаясь при этом на ч. 3 и 4 ст. 258 КАС РФ и ч. 2 ст. 222.8 АПК РФ.
Пункт 40 Постановления N 11, как и многие другие пункты этого Постановления, вызывает много вопросов с точки зрения его обоснованности. Эти вопросы заслуживают отдельного рассмотрения. В целях настоящей статьи обратим внимание лишь на то, что, как отчетливо следует из п. 40 Постановления N 11, Верховный Суд квалифицирует компенсацию, предусмотренную п. 1 ст. 2 Федерального закона от 30.04.2010 N 68-ФЗ, не в качестве компенсации морального вреда, причиненного нарушением неимущественного блага в виде права на судебную защиту, а в качестве компенсации непосредственно за причинение вреда самому этому благу. При таком подходе вопрос о моральном вреде, причиненном нарушением права на судебную защиту, по понятным причинам вообще не возникает. Поэтому в Постановлении N 11 не упоминается та презумпция причинения морального вреда, о которой идет речь в рассмотренных выше п. 45 Постановления N 17 и п. 32 Постановления N 1.
В качестве другого примера недостаточной ясности или непоследовательности судебной практики можно привести п. 24 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.06.2010 N 17 (в ред. Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 16.05.2017 N 17) "О практике применения судами норм, регламентирующих участие потерпевшего в уголовном судопроизводстве" (далее - Постановление N 17).
В п. 24 Постановления N 17 указывается, в частности, что в случае причинения морального вреда преступными действиями нескольких лиц он подлежит возмещению в долевом порядке.
В то же время в утвержденных Постановлением Президиума Верховного Суда РФ от 23.11.2005 Ответах на вопросы о практике применения судами Кодекса РФ об административных правонарушениях, жилищного и земельного законодательства, иных федеральных законов, отвечая на вопрос о том, в каком порядке - долевом или солидарном осуществляется компенсация причиненного морального вреда по уголовным делам, Верховный Суд указал следующее. По общему правилу ст. 322 ГК РФ солидарная обязанность (ответственность) возникает, если солидарность обязанности предусмотрена договором или установлена законом. Согласно ст. 1080 ГК РФ лица, совместно причинившие своими преступными действиями вред, отвечают перед потерпевшим солидарно. Суд вправе возложить на таких лиц ответственность в долях только по заявлению потерпевшего и в его интересах. Исходя из положений ст. 34 УК РФ лица, совместно совершившие преступления, т.е. соисполнители, должны нести солидарную ответственность за причиненный моральный вред.
Налицо разногласие между п. 24 Постановления N 17 и ответом на вопрос, данным в Постановлении от 23.11.2005. Правильным следует признать ответ, данный во втором из названных Постановлений. Согласно общему правилу ст. 1080 ГК РФ лица, совместно причинившие вред, отвечают перед потерпевшим солидарно. Статья 32 УК РФ определяет соучастие в преступлении как умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления. Таким образом, солидарную ответственность за причинение морального вреда должны нести любые соучастники преступления - исполнитель (соисполнители), организатор, подстрекатель и пособник. Поэтому содержащееся в п. 24 Постановления N 17 указание о долевой ответственности причинителей морального вреда применимо лишь к случаю, когда лица, преступными действиями которых причинен моральный вред, не могут быть признаны соучастниками в смысле ст. 32, 33 УК РФ, что возможно в случае совершения преступления несколькими лицами по неосторожности.
При этом необходимо заметить, что правило ст. 1101 ГК, предписывающее при определении размера компенсации морального вреда учитывать в числе прочего степень вины причинителя вреда в случаях, когда вина является основанием возмещения вреда, вовсе не предполагает индивидуализированный учет степени вины отдельных причинителей вреда, являющихся соучастниками преступления. Для целей определения размера компенсации морального вреда и порядка его взыскания с соучастников преступления степень их вины должна рассматриваться как общая и нераздельная для всех соучастников.